– Да наш же конвойный принес, – хмыкнул Мартин. – Среди
русских много таких, кто за деньги на все готов. Вам, социалистам, не нужно
головы людям всякой пропагандой морочить, вы должны их покупать: голоса в
парламенте – или как там называется ваш ублюдочный парламент, Дума? – ну,
значит, голоса в Думе, чтобы выступали за установление республики вместо
монархии, покупать офицеров в армии, чтобы поворачивали полки против своих,
покупать полицейских, чтобы вас, революционеров, не трогали, чтобы вы могли
спокойно разлагать страну… Вас, русских, очень легко купить, когда-нибудь вы
все друг друга продадите… как это вы говорите… с пот-ро-ха-ми. – Он выговорил
последнее слово по слогам и издевательски захохотал.
Грушенька сорвалась с диванчика, на котором сидела,
сжавшись, как испуганный зверек, пронеслась мимо Марины, подскочила к Мартину и
дала ему такую пощечину, что звон пошел. Мартина даже шатнуло!
Однако австриец только расхохотался и, обхватив девушку
одной рукой, с силой прижал к себе.
– Вот так-то лучше! – выкрикнул он. – Я так и знал, что ты
не выдержишь и бросишься на меня. У меня не было никакой охоты драться с этой…
с этой русской медведицей, – он небрежно кивнул на Марину, и та невольно взвыла
от унижения, – которая мешала мне подойти к тебе. А теперь я тебя поймал, и ты
пойдешь со мной.
И попятился к двери, таща за собой Грушеньку, которая от
ошеломления никак не могла взять в толк, что произошло. Но наконец-то
сообразила, запищала, принялась рваться, однако хватка у Мартина была железная.
Он как-то очень ловко повернул ее спиной к себе и перехватил поперек груди так,
что руки до локтя оказались как бы скованы, она не могла драться, только нелепо
дергалась, однако Мартин держал крепко.
– Перестань, – он ткнул Грушеньку в бок револьвером, –
говорю, ты пойдешь со мной. Никуда не денешься!
– Одумайся! – снова крикнула Марина. – Ты можешь всех
погубить!
– Стой где стоишь! – наставил на нее револьвер Мартин и
сделал еще несколько шагов к двери.
Кажется, больше ждать нельзя…
– Макар! – крикнула Марина, и в следующее мгновение с печи
мягко, легко метнулась темная тень.
Это был Макар, тоже державший в руке револьвер.
Мартин так и замер от неожиданности.
Ну что ж, Марина знала, что делала, когда ринулась к Макару
как к последней своей надежде. Конечно, она ни словом не обмолвилась ему, что
помогает пленным готовить побег, и сейчас он, к несчастью, услышал много
лишнего, но это ничего, это ладно, потом Марина как-нибудь постарается
заморочить ему голову, а сейчас главное, чтобы он спас их от обезумевшего
австрийца.
– Отпусти ее и вали отсюда! – выкрикнул Макар, вскидывая
револьвер. – А то я тебе башку снесу, ты, немецкая свинья!
Но Мартин уже пришел в себя.
– От свиньи слышу, – бросил он. – От безголовой русской
свиньи!
И выстрелил.
Макар выронил револьвер, схватился за голову и тяжело рухнул
на пол.
Марина прижала руки ко рту, давя крик. Макар лежал
неподвижно. В его разметавшихся по полу светлых волосах вдруг появилась темная
прядь. Да это же струйка крови!
Грушенька взвизгнула, увидев ее, и в то же мгновение Мартин
с силой толкнул ее вперед, так что она пробежала несколько шагов и ударилась о
Марину. Обе они не устояли на ногах и упали на Макара.
Не сразу Марине удалось встать. Грушенька все еще возилась
на полу, громко всхлипывая; Макар оставался недвижим, а Мартин…
Марина огляделась. Мартин исчез.
Сбежал, трусливый негодяй! Натворил бед и сбежал! Что же
теперь делать?
– Замолчи, – сказала Марина Грушеньке. – Замолчи сейчас же!
Та затихла, замерла, смотрела снизу безумными глазами.
И тут Марина услышала, что ночную тишину нарушил какой-то
странный звук…
Треск? Скрежет? Рокот?
Рокот автомобильного мотора!
Среди ночи? На кладбище?
Что это значит?
Мелькнула ужасная догадка…
Марина выскочила на крыльцо.
Да! Рокот доносится с той стороны, где находится
госпитальный гараж!
Марина слетела по ступенькам и, подобрав повыше подол,
понеслась к калитке, ведущей на кладбище.
– Мадама Маринка! – донесся перепуганный голосок Сяо-лю,
высунувшейся из дровяника, куда нынче отправила их с Павликом ночевать хозяйка.
– Кто стреляла? Кого убивала?
Марина даже не оглянулась, будто не слышала.
Почему-то калитка, обычно приткнутая разболтавшейся
щеколдой, еле державшаяся, слетавшая от малейшего толчка, сейчас никак не
поддавалась, Марина не могла ее открыть. Да она же примотана веревкой к забору!
Зачем? Кто это сделал? Развязывать долго, невозможно,
веревка мокрая. Значит, ее замотали недавно. Нарочно – для того чтобы нельзя
было открыть. Не открыть… не выйти… Нет!
Марина с хриплым криком ударилась о забор. Он шатнулся, но
выстоял. Попыталась перелезть… не помнила, сколько это длилось… запуталась в
юбке… слетели туфли, потом подол зацепился за гвоздь… рванулась, побежала
дальше босая, то и дело попадая на вызревшие «собачьи колючки», стебли которых
стелились по земле, вскрикивая, охая, спотыкаясь, ушибая пальцы о торчащие
корневища, но не останавливаясь.
Вот он, холм! Вскарабкалась на него, не заботясь о тишине, о
том, что с другой стороны может оказаться часовой и от неожиданности выстрелить
в нее.
Нет там никакого часового! Ворота нараспашку! А это что
такое?! В стороне виднеется что-то, напоминающее очертаниями человеческое тело…
белеет в лунном свете гимнастерка, небрежно разбросаны ноги в обмотках и грубых
ботинках, откатилась в сторону фуражка…
Часовой!
Часовой убит. Можно не сомневаться, угнан грузовик, ведь
вторая машина, «бенц», неисправна, а Марина отчетливо слышала рокот мотора.
Мартин… негодяй, изменник, убийца! Андреас доверился ему, а
тот… Что же теперь делать? Ведь на следующую ночь назначен побег!
Марина в отчаянии зарылась лицом в прохладный дерн.
