– Да что ж тут знать? Все понятно, – пожала плечами Марина.
– Вчера ты ему писала, ну, он и возомнил о себе… Мой тебе совет – держись от
него подальше. Посиди дома, вот и все. Три дня только! Если наше дело уладится,
через три дня Мартина здесь уже не будет.
«И нас с Андреасом – тоже», – добавила она мысленно.
– Лучше б вы все же прочитали письмо, – с тем же угрюмым
видом сказала Грушенька. – Тогда бы поняли, что я и рада дома сидеть, да не
могу.
– Не можешь? – насторожилась Марина. – Почему?
– Потому что Мартин хочет, чтобы я к нему на свиданье уже
завтра пришла. А не приду, он… он грозит выдать полиции одну мою подругу,
которая живет на кладбище и помогает военнопленным устроить побег. Она-де
помогает им с обмундированием и даже автомобиль раздобыла, на котором они
смогут уехать. Понимаете, кого он имеет в виду?
Марина так и ахнула. Предатель! Погнался за юбкой, она для
него важнее дружбы, товарищества, верности своим!
Да, разговор Андреаса с Мартином принес совсем не те плоды,
на которые рассчитывала Марина. Надо предупредить Андреаса! Но как? Ночью они
были так заняты любовью, что опять не подумали о связи, а потом пришел
Ждановский, стало не до того…
– Мерзавец! – яростно выдохнула Марина. – Вот ведь мерзавец!
Предатель!
– И глупец, – со слезами в голосе проговорила Грушенька. –
Как еще отец на эту записку не наткнулся, ее же просто через забор перебросили…
Хорошо, что я в ту минуту мимо шла. Отец, конечно, сразу бы в полицию с ней
отправился. Этот глупец сам себя погубил бы!
– Да, Мартину, сразу видно, все равно, что будет с ним и с
остальными, – пробормотала Марина. – Он знает, что ты ему не откажешь…
– Как не откажу?! – всполошилась Грушенька.
– А что ты можешь сделать? Не назначишь свидание, его и в
самом деле угораздит донести на меня и на всех остальных. И тебе тоже не
поздоровится! – быстро пригрозила она, заметив на лице Грушеньки промельк
глубочайшего равнодушия к участи «всех остальных», в том числе и самой Марины.
– Что же делать? – пролепетала Грушенька, и слезы
навернулись на ее глаза.
– Не ной! – раздраженно прикрикнула Марина.
Несмотря на опасность случившегося, на неизвестность, чем
все закончится, она радовалась, что наконец-то удалось унизить девчонку,
которая все эти два года жизни Марины в Х. взирала на нее со снисходительной
жалостью. Тоже мне, благодетельница нашлась! Да не нужны Марине никакие
благодеяния, никакая жалость! Себя жалейте, представители умирающего, отжившего
класса, вам место в прошлом, в то время как за Мариной и такими, как она, –
будущее!
– Что делать? – повторила она. – Ты должна назначить
свидание Мартину. Позови его сюда, в городской сад, я потом к вам подойду, и мы
попробуем его уговорить, успокоить как-то…
Она осеклась. Грушенька смотрела на нее, как на идиотку.
– Да вы что, не поняли, Марина Игнатьевна?! – спросила с
горестным смешком. – Как я пленного в городской парк позову? Да и к тому же он
не средь бела дня, не среди людей со мной хочет встретиться. Он просит ночью…
Сами понимаете, зачем!
«Ну и ну…» – подумала Марина.
– Ночью, ночью… – повторила она, прикидывая, как быть. – И
где он назначает встречу?
Грушенька вновь усмехнулась:
– У вас в доме. На кладбище в полночь – прямо как в романе
Анны Радклиф! [7]
Всякую такую дамскую ерунду Марина отродясь не читала, а
потому шутки оценить не смогла. Да и не до шуток ей сейчас было.
– Ну что ж, если он так хочет – значит, так и будет. Завтра
приходи ко мне вечером, останешься у меня ночевать. Дома что-нибудь наври,
чтобы отец отпустил. И не трясись так, я тебя не дам в обиду!
На самом деле Марина прежде всего не намерена была дать в
обиду себя. А потому весь следующий день пыталась измыслить способ связаться с
Андреасом. Не придумав ничего лучшего, побежала к Ждановскому, однако ей
сказали, что доктор на операциях и неизвестно, когда освободится. Марина чуть
ли не полдня околачивалась около госпиталя, но Ждановский оставался занят. Потом
выяснилось, что он уехал в пригородные воинские части, а когда вернется,
неведомо. В конце концов часовые начали посматривать на Марину подозрительно.
Кажется, ей придется-таки рассчитывать только на себя… ну и еще на одного
человека, к которому Марина в конце концов ринулась, так и не дождавшись
Ждановского.
Она знала, что этот-то человек не откажет ей в помощи!
Из писем Дмитрия Аксакова жене. Действующая армия,
расположение наших частей.
Здравствуй, Александра.
Давно не писал тебе, прости. Впрочем, не знаю, ждешь ли ты
моих писем. Надеюсь и верю, что да, ждешь, хоть они и редкие. Мне хочется
писать чаще, я писал бы, если бы это происходило, как у всех, если бы я писал
открыто. Но эта конспиративная переписка, мною же самим предложенная, начинает
меня тяготить. Ты не задаешь мне никаких вопросов о тех причинах, которые
побудили меня просить тебя о ней. То ли слепо веришь мне, то ли совершенно
равнодушна и ко мне, и к ходу моих мыслей и переживаний. Иногда я и сам кажусь
себе ненормальным, психически больным, одержимым слепыми страхами, тем, что
называется манией преследования. Но был недавно случай, который мои страхи
подтвердил.
Это было, когда я попал под артиллерийский обстрел. Нас всех
– ротных командиров – вызывали в полк, а возвращаясь к своим, я и угодил под
артобстрел противника, начавшийся внезапно (на войне, видишь ли, все происходит
внезапно!), и погиб бы, конечно, если бы не скрылся в «мышиной норке».
«Ну вот, – конечно, думаешь ты, – вот показатель того, что
штабс-капитан Аксаков живет в мире выдуманных понятий и как ни силится уверить
меня в своем трезвомыслии, но с ума он все же сошел».
Нет, не сошел. Пока. А «мышиная норка» – это всего лишь один
из блиндажей, рассыпанных там и сям близ наших позиций, и в нем обосновались
связисты. «Мышиной норкой» его прозвали за то, что вход в него так же
неприметен, как вход в настоящую мышиную нору, а внутри такая же теснота, как в
обиталище серых полевок. Я бы его в жизни не нашел, если бы не страх смерти…
Когда хочешь выжить под обстрелом, чудится, что и с землей смешаться готов, не
только закопаться в самомалейшую щель, которая тебе может предоставиться
снисходительной судьбой.
