После чаю Васильев уехал по делам, и все в доме вздохнули с
облегчением. Хозяйка немедленно отправилась прилечь, а Грушенька позвала Марину
в свою комнату. Бело-розовое, кисейное, воздушное, наивное ее убранство, как
обычно, напомнило Марине комнату Тамары Салтыковой, и настроение у нее, тоже
как обычно, сделалось отвратительное. С удовольствием ушла бы, но без Грушеньки
ей было не обойтись.
Марина села в кресло, но тут же что-то жалобно пискнуло за
спиной, и она подскочила, уверенная, что раздавила до смерти одного из котят,
которые вечно бегали по многочисленным васильевским комнатам, спали где хотели,
лезли без зазрения совести по юбкам женщин и царапали детей. На счастье,
котенок вылез из кресла вполне живой, хотя и возмущенный, ужасно зашипел на
Марину и удрал из комнаты с таким явным отвращением, что Грушенька
переконфузилась. Марина воспользовалась случаем и попыталась извлечь из невинной
житейской ситуации максимум для себя пользы.
– Скажите, Грушенька, у вас что-то есть с тем красивым
австрийцем, как его… – Она пощелкала пальцами, словно пытаясь вспомнить имя
музыканта, хотя отлично его помнила. – Со скрипачом… – Новые щелчки пальцами. –
Мартин, ах да, Мартин! Кстати, это имя или фамилия?
– Имя, – задушенным голосом отозвалась Грушенька и приложила
ладони к щекам. Щеки как начали гореть, лишь только Марина задала свой вопрос,
так и полыхали все сильнее. – Его зовут Мартин Бобаш. А с чего вы взяли, что у
меня с ним что-то есть? Мы просто танцевали…
– Ну, он-то с вами не просто танцевал, – усмехнулась Марина.
– Он в вас влюблен, сразу видно.
Грушенька смотрела чуть исподлобья, настороженно и была в ту
минуту такая красивая, что у Марины стало горько во рту. Но вдруг вспомнила,
как смотрел на нее Андреас, когда говорил: «es ist sch?n, это красиво, когда
красивая женщина лежит, она такая… она как будто… sie wartet seinen Mann, она
ждет своего мужчину»; вспомнила, как его пальцы накрывали ее грудь и что было
между ними потом, – и моментально сообразила, что нужно сделать, как повести
разговор, чтобы Грушенька не отказала, не могла отказать.
А та вдруг заговорила быстро, сбивчиво:
– Вы, конечно, думаете, что я влюблена в него. Напрасно! Он
мне нравится, он красивый, а танцевать с ним вообще прекрасно, но… он чужой,
совсем чужой мне человек, и не только потому, что австриец, пленный, враг, а
просто – чужой. И очень жаль, если и вы, и он, и другие все это как-то особенно
воспринимают. На мой счет люди вообще всегда ошибаются. Я, наверное, сама во
всем виновата… Знаете, два года назад со мной был один ужасный случай… то есть
с одним человеком… то есть сначала был еще один случай, а потом этот… – Девушка
запуталась, сердито махнула рукой. – Я еще в гимназии училась, когда в меня
влюбился один мичман. Он в отпуск приехал домой, а служил во Владивостоке. Его
сестра училась со мной, и он через нее передавал мне записки любовные. Я была
просто глупая девочка. Мне льстило, что про любовь пишет настоящий офицер,
взрослый мужчина – он был на пять лет старше! – ну и однажды я тоже написала
ему, что люблю его. Дурочка была – мы ведь даже словом не обмолвились, просто
он приходил к крыльцу гимназии, когда у нас заканчивались уроки, и смотрел на меня,
а я – на него. Знаете, такие длинные бараньи переглядки… Когда вам пятнадцать
лет, больше ведь ничего и не нужно! В смысле, это мне было пятнадцать. И в
конце концов он явился к моему отцу свататься… А мы ведь ни слова не сказали
друг другу! Отец меня позвал, а я его не узнала, этого жениха. Представляете?
Видела ведь только издалека, с крыльца, в шинели и фуражке он был, а тут – в
мундире, без головного убора… Отец сразу понял, что произошло, и очень едко нас
высмеял, очень зло. Я так рыдала, а он ушел сам не свой. Его даже не насмешки
отца поразили, а то, что я его не узнала, что слова про любовь были просто
девчачьей блажью. Этой же ночью он вернулся в полк, прервав отпуск, но никому в
семье ничего не сказал, и даже та девушка, его сестра, была уверена, что его
просто отозвало командование. А спустя какое-то время пришло известие, что он
утонул. Но была зима, корабль их не был в плавании… И как он мог просто так
утонуть? С чего вдруг оказался в море? Понятно же, что утопился… Отец пытался
меня убедить, что мы ни в чем не виноваты… да кто знает, может быть, так оно и
было…
Грушенька перевела дыхание, посмотрела на Марину, словно
ждала, что та что-нибудь да скажет, но Марина молчала. Она не совсем понимала,
к чему весь этот разговор, что дает эта давняя история ей, лично ей. Вернее, ей
и Андреасу.
– Потом… – заговорила Грушенька вновь, – потом в меня
влюбился один человек. Инженер!
Последнее слово она выговорила с неким придыханием. Ну еще
бы! В Х. это была одна из самых почитаемых профессий. Инженеры-путейцы,
инженеры-строители – их вечно не хватало, они получали большие деньги, в
местном свете их принимали наравне с самыми мощными финансовыми воротилами.
– Он был не женат, однако у него были… разные дамы, вы
понимаете.
– Любовницы, что ли? – бросила Марина небрежно.
– Ну да… – с запинкой выговорила Грушенька, и Марина
усмехнулась: как же, слово считалось таким не-при-лич-ным, невозможно его
произнести барышне из хорошего дома!
– И вы стали одной из них? – спросила Марина нарочно (ей
доставляло удовольствие шокировать глупенькую девушку), и Грушенька от ужаса
чуть ли не взвизгнула:
– Нет, что вы! Он посылал мне письма – совсем как тот
мичман, только я уже была научена горьким опытом и ничего не отвечала ему. Но
он меня преследовал, часто появлялся около дома, подстерегал меня на улице.
Отец заметил его и спросил однажды, что это значит. Тот человек сказал, что
хочет на мне жениться. Отцу он был по душе – умный, из хорошей семьи, с хорошей
профессией. Но батюшка сказал ему, что ухаживать за порядочной девушкой, имея
связи на стороне, непорядочно: если изменяешь невесте, значит, будешь изменять
и жене. В тот же вечер тот человек сказал своей воз… люб… – Грушенька замялась
было, но Марина молчала, не приходила на помощь, и пришлось Грушеньке со
вздохом выговорить-таки ужасное слово: – Он своей любовнице сказал, что должен
с ней расстаться, потому что хочет жениться, и больше они не будут встречаться.
Она ушла, но на другой день подстерегла его у дома и застрелила из револьвера…
На суде она заявила, что ей неизвестно, на ком хотел жениться этот человек, но
спасла ее от ужасной участи вечно обманутой жены. Но я знаю, что отец тайно,
через подставное лицо, нанял для нее лучшего адвоката и заплатил кучу денег,
чтобы мое имя нигде не упоминалось. Суд присяжных ее оправдал, она потом уехала
отсюда – тоже с помощью отца…
– Когда это случилось? – удивилась Марина.
