Зинуля-то Рейнбот знала ту темную историю из первых, можно
сказать, рук, поскольку Николай Шмидт был родственником ее покойного мужа,
Саввы Морозова. История же состояла в том, что Шмидт, точно так же, как и его
дядюшка, играл в опасные игры с революционерами, которым отчислял крупные
деньги. Что для одного, что для другого «игры» кончились поражением: Зинаида
была уверена, что муж ее убит, а вовсе не покончил с собой, и точно в такой же
уверенности пребывали близкие относительно Николая Шмидта. Зинаиде так и не
удалось отсудить сто тысяч рублей, завещанных Саввой обожаемой им актрисе Марии
Андреевой (гражданской жене писателя Горького) и перешедших в собственность
партии, финансовым агентом которой служила сия обворожительная особа. Ну а
деньги Шмидта (два миллиона), унаследованные его племянницами, по слухам,
попали в руки партии большевиков, поскольку двое партийцев по заданию ЦК (и
лично товарища Ульянова-Ленина, который их курировал и направлял!) женились на
глупеньких, страшненьких, засидевшихся в девках барышнях Шмидт и прибрали к
рукам все их состояние. Зинаида Морозова-Рейнбот была в этом совершенно
убеждена, однако позволяла себе лишь намеки, да и то в узком кругу – потому что
боялась за свою жизнь: просто-напросто боялась, что и она однажды может точно
так же «покончить с собой», как Савва в Ницце или его племянник в Москве.
Мысли Лидии Николаевны начали выстраиваться в определенном
направлении. А что, если Дмитрий Аксаков тоже явился финансовым агентом
Туманского и той партии, к которой Туманский принадлежал? Что, если деньгам
Саши Русановой надлежало после свадьбы быть переведенными на какой-нибудь
секретный счет в Цюрихе, Женеве, Париже, Лондоне? Что, если Дмитрий
просто-напросто воспользовался неразберихой войны и попытался улизнуть от
выполнения своих обязательств?
Ну и ну… Русановы живут сейчас довольно скромно – совсем не
так, как могли бы жить владельцы огромного состояния. Видимо, Саша имеет право
на совсем небольшой процент от денег, потому что весь капитал находится в
распоряжении Дмитрия Аксакова, а он… Вот именно, он! Где же он?
– Зачем вам знать о судьбе Аксакова? – спросила Лидия, почти
не сомневаясь, что ответа никакого не получит, а если получит, он не будет
иметь никакого отношения к правде.
И угадала – Силантьев пожал плечами:
– Этого я не знаю, и знать сего мне не надобно. Не мое дело!
Я человек маленький – поручили мне передать просьбу Андрея Дмитриевича, вас
касаемую, я все и исполнил. Теперь ваша работа началась.
Лидия отвела глаза. С тех самых пор, как почти двадцать лет
назад она бросилась с волжского откоса, вне себя от горя, потому что не в силах
была добиться любви молодого и красивого адвоката Константина Русанова (не
погибла обезумевшая девчонка только чудом!), у нее остались два смертельных
врага на свете: сам Костя Русанов и счастливая соперница – сестра-близнец
Лидии, Эвелина. И даже когда около десяти лет назад Лидия узнала, как поступил
красавчик Константин со своей женой и в чем заключается тайна его вдовства,
даже после того, как она внешне помирилась с сестрой, давняя ненависть и
ревность продолжали грызть ее душу. Третья сестра Понизовских, Олимпиада,
по-прежнему глупо, по-девичьи (теперь уж по-стародевичьи!) обожавшая Константина
Анатольевича и посвятившая жизнь воспитанию его детей, стала Лидии совершенно
чужда и, пожалуй, входила в число вражеских пособников. К племянникам своим, в
одночасье сделавшимся несравнимо богаче ее собственных детей, Лидия не могла
испытывать не только никаких родственных и даже не родственных, но и хотя бы
теплых чувств. Саша и Шурка платили ей тем же и держались по отношению к тете
вежливо, но настороженно. Ну и почему она должна теперь, оказавшись перед лицом
смертельной опасности, думать о них, заботиться о них, а не о себе?
Лидия Николаевна несколько преувеличивала опасность…
Конечно, первое упоминание о Туманском и впрямь повергло ее в кошмарную панику,
однако минуты шли, и она постепенно успокаивалась. Когда-то Туманский играл
против нее очень сильными козырями. Но смерть Бориски освободила Лидию. Даже
если Туманский через своих подручных выполнит старую угрозу и донесет Шатилову
о прежних постельных забавах его жены с эсеровским (или все же большевистским?
Ах, да не один ли хрен, простите…) боевиком-пролетарием, вернее, вовсе люмпеном
и преступником, доказательств тому нет никаких. Одна болтовня, одни наветы!
Наветы Туманского против оправданий Лидии…
Даже если Шатилов поверит (ему известен и огненный
темперамент жены, и несколько ее прежних грешков, в том числе роман с
Лаврентием, репетитором сына; собственно, с этого романа все и началось, начала
плестись та самая паутина, в которой теперь увязла Лидия, словно неосторожная
мушка…), итак, даже если Никита Ильич поверит Туманскому, ну что он может
сделать? Развестись с женой? А зачем? Они с Лидией взаимно дают друг другу
свободу, и если Лидия спокойно переносит присутствие в жизни мужа какой-то
Машеньки (по слухам, совсем юная сиротка, которую добрый управляющий хорошо
выдал замуж за бессловесного мужа, много старше ее… отыскался же и в Сормове
свой Амфитрион), то и Никита, очень может быть, прекрасно знал о существовании
Бориски. Все возможно!
Поэтому Лидию ничто и никто не может заставить пойти на
поводу у Туманского! Никто и ничто не властно над ней! Кроме… нее самой.
Как всегда! Как было, есть и будет всегда!
– Хорошо, – сказала она, совершенно спокойно глядя в
отвратительно благообразное лицо Силантьева. – Я постараюсь узнать то, что вы
хотите. – И, помедлив, добавила глумливо: – Не забудьте при случае передать от
меня ответный привет господину Туманскому!
Лидия не сомневалась, что доктор Туманский поймет: его
власть над мадам Шатиловой кончилась, и если она исполнит его просьбу, то лишь
потому, что сама захочет.
Только по этой причине. Ни по какой иной!
Ну да, ну да, конечно… Однако просьба-то все же исходила от
Туманского!
* * *
Марина вернулась домой и только тут заметила, что потеряла
подметку. Наверное, когда увязла в грязи, «форсируя» Чердымовку.
Сяо-лю очень огорчилась и разразилась длинной возмущенной
речью, сквозь смысл которой Марина продралась с трудом. А впрочем, чего тут
трудного? Все совершенно понятно!
– Эта сапожника настоящий хунхуза еси! Товара бери, нисево
не делай, басмак не чини… плохой селовека! Как мозна такой селовека еси –
бутунда, никак бутунда!
