– Да что вы, Лидия Николаевна! – свободно, как к равной,
обращаясь к ней, усмехнулся Силантьев. – Не станете вы никуда телефонировать.
Да и зачем? Только сердце себе надрываете. Я ведь только привет сказать хотел.
Привет и одну маленькую просьбу. А что особенного в привете и просьбе?
– Какую еще просьбу?! – воскликнула Лидия в ярости.
Как Туманский смеет просить? Он далеко, у него теперь нет
власти над ней! Да и знаем мы эти просьбы… Сейчас вот Иудушка вопьется, словно
клещ…
– Просьба такова, – спокойно и обстоятельно заговорил
«Иудушка». – Ваша племянница замужем за господином Аксаковым. Так? Вы же, по
словам доктора Туманского, их и сосватали…
Как уже упоминалось, история этого, с позволения сказать,
сватовства, устроенного по приказу Андрея Туманского, была одним из приятнейших
воспоминаний Лидии, а потому она даже позволила себе сейчас кривую улыбку:
– Ну и что с того? Дмитрий Аксаков как ушел в действующую
армию в первые же дни войны, так от него с тех пор ни слуху ни духу не было.
Может статься, его давным-давно убило или германцы в плен забрали.
– Да как вам сказать… – покачал головой Илья Матвеевич. –
Промеж наших есть такое мнение, будто жив он, жив и здравствует. Якобы видели
его, говорили с ним. Однако имеются сомнения, тот ли это Дмитрий Аксаков, коего
мы разыскиваем. Мало ли Аксаковых на свете, даже и штабс-капитанов! Необходимо
нам уточнить, в самом ли деле ваш Аксаков пропал или же просто скрывается. Вы
должны вызнать это у вашей племянницы.
– Я никому ничего не должна! – запальчиво выкрикнула Лидия.
– Тем более – вам, Силантьев. Вы, оказывается, тоже эсер? Да если я скажу мужу,
что вы собой представляете, неужели вы думаете, он вас хоть несколько лишних
часов на заводе терпеть станет? Вылетите вон, да еще и в охранке побывать
придется, если вы располагаете сведениями о Туманском!
– Ну, ну… – пробормотал Силантьев с какой-то журчащей,
редкостно человеколюбивой интонацией, которая живо напомнила Лидии старца Луку
и одновременно Платона Каратаева, и она в очередной раз убедилась в том, что
сын ее – человек хоть и молодой, но весьма проницательный, не говоря уже о том,
что начитанный. – Сказал уж вам – ни к чему сердце рвать попусту… Сами знаете,
по ком сильней стукнете, если в меня бить начнете. Как бы самой себе пальчики
молоточком не отшибить. К тому ж я не эсер никакой, а принадлежу к партии
РСДРП(б). Большевик, стало быть, так же, как и Андрей Дмитриевич, вам
известный…
Совершенно непонятно, отчего сообщение о том, что Туманский
не принадлежит к эсерам, в которых в приличном обществе принято было находить
(вернее, искать) хотя бы намек на интеллигентность (несмотря на то, а может
быть, именно благодаря тому, что они в свое время разорвали на кусочки бомбой
великого князя Сергея Александровича и множество других добрых и недобрых,
достойных и недостойных людей), а состоит в партии большевиков, произвело на
Лидию умиротворяющее впечатление и заставило ее в очередной раз смириться со
своей участью – быть эксплуатируемой рабой доктора Туманского. Наверное, это
внезапное смирение свидетельствовало о том взбаламученном состоянии, в каком
находились ее ум и сердце. Или, вероятно, о том, что идеи Захер-Мазоха
произвели на нее куда более глубокое впечатление, чем хотелось бы признать. А
может быть, оно свидетельствовало о том, что ни ума, ни сердца у нее вовсе не
было. Что ж, пожалуй, последнее – вернее всего…
Так или иначе, но Лидия смирилась, выкинула, выражаясь
модным армейским языком, белый флаг и выпустила парламентера для переговоров.
– Да я сколько раз у Сашки про мужа спрашивала, – фыркнула
пренебрежительно Лидия Николаевна. – Ничего она не знает, писем не получает,
официальных сообщений о Дмитрии никаких не имеет.
– Как же она будет их иметь, если ни разу не обратилась за
сведениями о супруге своем к воинским властям, которым надлежит такие сведения
о пропавших фронтовиках давать? – спокойно возразил Илья Матвеевич, который,
видимо, слишком уважал свою собеседницу, чтобы позволить себе отпустить в ее
адрес какие-нибудь пошлые и уничижительные слова типа: «давно бы так, а то,
понимаете, бросили, аки дитя малое…» – Точно такое же спокойствие проявляют и
мать с отцом господина Аксакова, хоть отец его – товарищ прокурора в Москве,
человек, значительной властью облеченный, мог бы, если бы хотел, разузнать, что
с сыном и где он! Вот именно – если бы хотел … Судя по всему, не хочет! Однако,
скажу вам не таясь, Лидия Николаевна, сведения о жизни или смерти господина
Аксакова имеют для нашей партии очень важное значение. Так что вы уж
расстарайтесь, голубушка, разузнайте, какова его судьба на самом деле.
– Ну и как, по-вашему, я это сделаю? – пожала плечами Лидия.
– Да уж как-нибудь по-родственному, – ответно пожал плечами
Илья Матвеевич.
– Что Сашка, что все Русановы меня не выносят, я последний
человек, с которым они откровенничать станут, – усмехнулась Лидия. – Понимаете?
И даже если они что-то скрывают… хотя совершенно не понимаю, зачем… Вообще-то
они радоваться должны, если Дмитрий погибнет или что-то дурное с ним случится,
потому что в этом случае к Сашке, как его вдове, вернутся права на ее
собственные, точнее сказать, аверьяновские деньги, которые она получила – и
немедленно принесла в приданое Аксакову…
Лидия просто размышляла вслух, однако стоило ей заговорить
про деньги, как Илья Матвеевич, доселе хранивший на своей благообразной
физиономии выражение почти отеческого расположения и спокойствия, внезапно
изменился: словно хорошо затертая стена хатки-мазанки вдруг взяла да и дала
заметную трещину. Выражение хищной алчности мелькнуло в его глазах, рот
приоткрылся, будто Илья Матвеевич хотел о чем-то спросить, да не решился.
Лидия насторожилась.
Мигом вспыхнул в памяти тот, двухлетней давности, разговор с
Туманским, во время которого «добрый доктор» поразил ее своим желанием знать
всё, досконально всё, о сердечных тайнах ее племянницы и непременно пристроить
ее замуж за Дмитрия Аксакова. Уже тогда мелькало у Лидии подозрение, что здесь
дело нечисто, ну а сейчас оно вовсе окрепло. Неужели и впрямь здесь повторялась
знаменитая история с деньгами Шмидта, о которой в свое время если не
громогласно и не вслух, то весьма прямыми намеками частенько упоминала Зинаида
Рейнбот, московская приятельница Шатиловых и близкая подруга Лидии?