– Вот и у нас та же история, – пожаловался Тараканов,
продолжая перебирать листки с объявлениями и зачем-то раскладывая их на две
стопочки. – Мы тоже на Варварке живем, в номере тридцать восемь. Вот там-то у
нас аккурат двадцать квартир, но подселили беженцев только к вдове генерала
Косицына. Она с нами на одной площадке живет, во втором этаже. Ей одной скучно
было, дуре старой! Зато теперь весело: семейство беженцев, которое заняло у нее
две комнаты, скучилось в одной, а свободную в свою очередь тоже сдавать начало.
И тоже беженцам. Причем каких-то буйных жильцов нашли, им место только на улице
Тихоновской, в психиатрической лечебнице, а не среди людей. Вообразите, один из
этих жильцов считает, что он служит объектом радиотелеграфирования между
Россией и Германией. Доказывает, что Россия наводнена немецкими шпионами,
сообщающими Германии по радиотелеграфу все, что происходит в России. Лучшим
проводником радио, по мнению больного, считается человеческое тело, и вот его
избрали для данной цели. Господин этот заболел до войны. Но только теперь он
«осмыслил» свою болезнь: виноваты во всем немецкие шпионы. Он утверждает, что
сейчас очень многие люди заболевают оттого, что не могут выносить действия
радио. Я понимаю, конечно, психоз военного времени… Ну а вдруг тот господин
вообразит, что он – германская пушка? И начнет выпускать снаряды по врагу? Не
хотелось бы, знаете, оказаться рядом с ним в это мгновение!
Он сердито хохотнул и оглянулся на Охтина, словно ожидая,
что тот его смехом поддержит. Однако Охтин тоже принялся рассматривать
объявления и промолчал.
– Зато, – с внезапным воодушевлением продолжил Тараканов, –
у нас в редакции двое беженцев, можно сказать, пригреты, и оба из Кракова.
Швейцар наш, Антоний, а также Станислава Станисла…
Он не договорил, потому что Охтин вдруг изумленно
воскликнул:
– Еще один неправильный адрес! Смотрите, господа! – И он
прочел объявление: «БЕЖЕНКА ИЗ ЛИБАВЫ убедительно просит место конторщицы,
кассирши, продавщицы или бонны. Провиантская ул., дом 17/2, Левинкович» . – В
этом доме находится казенная оранжерея. Я точно знаю, приходилось там бывать.
Странно…
– Не только это странно, – проговорил Тараканов. –
Взгляните-ка, господа.
И он широким жестом предложил Охтину и Шурке взглянуть на те
две стопы, на которые разложил все объявления.
Охтин перелистал первую стопу, хмыкнул и передал ее Шурке,
который воскликнул:
– Позвольте, господа!
– Ага! – многозначительно откликнулись хором Охтин и
Тараканов. – Заметили, значит!
Трудно было не заметить. Все объявления оказались написаны
всего двумя почерками. Один был словно бы женский, убористый, аккуратный.
Владелица этого почерка извещала о том, что:
БЕЖЕНКА, ОПЫТНАЯ УЧИТЕЛЬНИЦА, ищет уроки и репетирует
специально с детьми, тел. 20–50, от 2 до 7 час. Аптекарский магазин Холоденко,
Большая Ямская, 40.
ОПЫТНАЯ УЧИТЕЛЬНИЦА-БЕЖЕНКА с дипломом Варшавской
консерватории может еще предложить уроки. Канавино, угол Московской и Царской
улиц, дом Ремизовой, квартира доктора Бернадского, с 2 часов.
ФРАНЦУЖЕНКА, БЕЖЕНКА ИЗ ВАРШАВЫ, ищет урок. Рождественская
ул., дом Андреева, m-lle Pora. Видеть можно от 11 до 2 часов дня и от 6 до 8
вечера.
УЧИТЕЛЬНИЦА-БЕЖЕНКА дает уроки по предметам среднеучебных
заведений. С предложениями обращаться письменно: Спасский пер., д. 2.
БЕЖЕНКА ИЗ ЛИБАВЫ убедительно просит место конторщицы,
кассирши, продавщицы или бонны. Провиантская ул., дом 17/2, Левинкович.
Объявления в следующей стопе были написаны сугубо мужским
почерком – небрежным, развалистым и в то же время твердым. Они гласили:
РЕПЕТИТОР, БЕЖЕНЕЦ ИЗ РИГИ, с многолетней практикой дешево
дает уроки по новым языкам, коммерческим предметам и успешно готовит на звание
учителя, вольноопределяющихся I и II разряда, I класса чиновника, аттестат
зрелости, к вступительным экзаменам в военные и средние учебные заведения и помогает
учащимся в занятиях. Составляются новые группы на вольноопределяющихся II
разряда. Лично в 8—10 утра и с 2 пополудни до 9 вечера, Александровская ул.,
дом Бочкарева, кв. Герасимова (Канавино).
УЧИТЕЛЬ ДРЕВНЕЕВРЕЙСКОГО ЯЗЫКА, БЕЖЕНЕЦ ИЗ ВАРШАВЫ, хорошо
знающий и умеющий хорошо читать торы, дает уроки недорого, молодой
интеллигентный человек. Родителей, желающих учить своих детей упомянутому
языку, покорно прошу заявлять свои адреса в еврейское бюро труда,
Благовещенская слобода, дом Синева, тел. 2-41.
БЕЖЕНКА, ОСОБА СРЕДНИХ ЛЕТ, имеет личное и письменное
удостоверение, ищет место кассирши, продавщицы, заведовать хозяйством у
одинокого, в крайнем случае горничной или на пароходе. Адрес: Ошара, дом
Грибкова, 2, квартира Горюновой, Нина Васильевна Корытникова.
БЕЖЕНКА, ВАРШАВСКАЯ МОДИСТКА платьев, переместилась по
Ошарской ул., д. 12, угол Дворянской, кв. 2.
ПРИЕЗЖАЯ, БЕЖЕНКА, интеллигентная молодая особа, ищет место
по хозяйству к одиноким. Может ухаживать за больным. Полевая ул., дом 83, от 2
до 5 часов.
БЕЖЕНКА ИЗ РИГИ, опытная массажистка с десятилетней
практикой, предлагает свои услуги. Варварка, дом 1 а, кв. 20. Ж. Немченко.
– Очень странно, – пробормотал Шурка. – Почему мужским
почерком написаны также и женские объявления? Почему здесь собраны только те
объявления, которые даны беженцами? Может ли быть, Иван Никодимович, что ваш
репортер пытался с помощью этих объявлений какие-то свои делишки обделывать?
– Например? – недоумевающе нахмурился Тараканов.
– Ну, например, каким-то образом узнавал о беженцах,
желающих напечатать объявление, и предлагал им свои услуги в размещении. Брал
за печатание дешевле, чем в газете. У вас ведь как? Ежели объявление перед
текстом поставить, оно стоит по тридцать копеек за строку петита, а после
текста по пятнадцать копеек, – щегольнул Шурка сведениями, полученными от
Станиславы Станиславовны. – Объявления месячные, сезонные, годовые вы
принимаете по особому соглашению, значит, дешевле. Например, Кандыбин брал
оплату за разовые объявления как за годовые, деньги забирал себе, а само
объявление втихомолку подсовывал в общую пачку, тому человеку, который их уже в
газету ставит. Тот, конечно, не замечал: откуда ему знать, что эти объявления
не из конторы принесли? Вот так оно и шло! – бойко развивал свою мысль Шурка,
как вдруг осекся, заметив, что и Тараканов, и Охтин смотрят на него просто-таки
вытаращенными глазами.
И спохватился, с кем говорит. Сообразил, что он, несчастный
школяр (пусть даже из выпускного класса!), «вправляет мозги» (любимое выражение
их учителя гимнастики!) двум взрослым людям. И смутился, и стушевался весь, и
забекал, и замекал:
