– Ну вот! – воскликнула Маргарита Владимировна, как всегда,
с несколько патетической интонацией, поскольку в душе была порядочная актриса.
– Бедному жениться – так и ночь коротка. Я наконец-то собралась в Питер,
навестить Дмитрия, и вообразите – поезда, говорят, не ходят! А ты, Сашенька,
по-прежнему не можешь решиться оставить Олечку? Конечно, ты заботливая мать, я
в твои годы была куда более легкомысленной. Но только вообрази, как обрадовал
бы Дмитрия твой приезд! В конце концов, возьми девочку с собой, и вся недолга.
Дмитрий ни разу еще не видел собственной дочери. Пора бы им повидаться!
– Маргарита Владимировна, вы сами только что сказали, что
поезда не ходят, – напомнила Саша, рассеянно наблюдая, как толпа на площади
вдруг перестала беспорядочно колыхаться туда-сюда и начала перетекать на
Варварку, все ускоряя движение. Кажется, митингующие и в самом деле задумали
взять штурмом здание тюрьмы на Острожной площади.
– Дорогу! – раздался крик, а вслед за тем и пронзительный
гудок автомобиля. Дамы обернулись и увидели большой черный «бенц», застрявший
посреди дороги, обтекаемый массами народа. Шоффер напрасно давил на клаксон, а
человек в распахнутом черном пальто и мягкой шляпе напрасно надрывал горло,
требуя пропустить.
– Кого-то он мне напоминает… – задумалась слегка Маргарита
Владимировна, а затем жеманно, в своей манере, хихикнула, словно дело
происходило на приватной вечеринке, а не посреди ошалевшего от февральских
буйных ветров города, и добавила: – Какой импозантный мужчина! Верно, Елена
Афанасьевна?
Дама под вуалью, которую, как выяснилось, звали Еленой
Афанасьевной, задумчиво кивнула и сказала мягким голосом:
– В самом деле… А кто этот господин, Маргарита Владимировна?
– Не помню, к сожалению, – пожала плечами та. И повернулась
к снохе: – А ты не знаешь, кто этот черноглазый господин, Сашенька?
– Да ведь это Смольников, начальник сыскного отделения, –
ответила та с искренним недоумением. – Неужели вы его не узнали?
– Смольников?! – изумилась Маргарита Владимировна. – Как
Смольников? Боже, он необыкновенно постарел и изменился! Я ведь его изрядно
знала, они с Аксаковым вместе служили в городской прокуратуре в четвертом году…
Подумать только, что делает с людьми время! Он постарел лет на десять! А почему
он не в форме?
Саша хотела было сказать, что Смольников никогда не
показывался на людях в служебном мундире, а что касается его «постарения», то
ведь с 1904 года минуло даже не десять, а тринадцать лет, тем более каждый год
войны вполне мог сойти за два, так что у Смольникова было время «постареть». Но
ответить она не успела: Смольников подозвал одного из конных полицейских,
растерянно топтавшихся на обочине дороги и даже не пытавшихся хоть как-то
властвовать над толпой, заставил спешиться, сам вскочил вместо него в седло и
поскакал прямо по утоптанной пешеходной дорожке, минуя запруженную людьми
мостовую, в сторону Острожной площади. Его примеру последовал еще какой-то
штатский человек, и Саша узнала агента сыскного отделения Григория Охтина,
приятеля своего брата Шурки.
Тут же на глаза ей попался и сам Шурка, который бежал по
подтаявшим февральским сугробам с таким отчаянным выражением лица, словно готов
был крикнуть хрестоматийное: «Коня, коня! Полцарства за коня!» – и если все же
не крикнул, то лишь потому, что сам прекрасно понимал бессмысленность таких
призывов. А впрочем, спустя мгновение Саше удалось разглядеть, что брат
перехватил-таки на углу Варварки и Осыпной какого-то «ваньку», и тот свернул на
Осыпную, намереваясь, видимо, везти репортера «Энского листка» к центру событий
окольными улицами.
– Куда же вы, Елена Афанасьевна?! – раздался голос свекрови.
Саша оглянулась и увидела, что дама под вуалью бросилась,
подобрав юбки, к краю мостовой, желая ее непременно перейти, однако это ей
никак не удавалось: людской поток двигался неудержимо. Елена Афанасьевна
отчаянно махала и что-то выкрикивала, желая привлечь к себе чье-то внимание,
однако голос ее невозможно было расслышать: вовсю горланила толпа, а красные
тряпки, вздетые на древки, реющие над толпой и гордо называемые знаменами,
заслоняли тех людей, внимание которых она старалась привлечь.
– Кто эта дама? – спросила Саша, рассеянно следя взглядом за
высокой статной фигурой Елены Афанасьевны («Есть в ней что-то невыносимо
провинциальное… А интересно, хороша ли она? Вуаль не дает рассмотреть лица!») и
гораздо больше думая сейчас о том, удастся ли Шурке оказаться на Острожной
площади вовремя, чтобы сделать хороший матерьяльчик . Похоже, что да, дело пахнет
сенсацией, потому что даже Смольникову с его силой, напором и даром убеждения
вряд ли удастся в одиночку остановить толпу, непременно желающую выпустить
заключенных Острога на свободу.
«Там может быть опасно», – чудилось, шепнул кто-то на ухо
Саше, однако она не успела внять этому шепоту, потому что Маргарита
Владимировна удивленно воскликнула:
– Как кто? Моя богородская соседка, помещица Елена
Афанасьевна Вознесенская. Та самая, через которую Дмитрий присылал нам письма.
Разве ты не…
– Что? – внезапно охрипнув, перебила Саша. – Как, вы
сказали, ее фамилия?
– Вознесенская, – повторила Маргарита Владимировна. – Ее
зовут Елена Афанасьевна Вознесенская. А что? Ой, ты только посмотри, ну что за
чудеса! Там ее муж стоит! Так вот кого она увидела… А я думаю, чего кинулась
вдруг?
Саша всматривалась изо всех сил, но ничего не смогла
разглядеть в кипенье человеческих лиц.
– Кто он? – спросила, по-прежнему хрипя. – Кто ее муж?
Маргарита Владимировна кокетливо на нее поглядела:
– А что? Почему тебя интересует чей-то чужой муж? У тебя же
свой есть!
Саша могла бы сказать, что «чей-то чужой муж» ее не просто
«интересует», но является смыслом ее существования, и если бы на то было его
желание, она оставила бы и Дмитрия, и семью, и даже Олечку, пошла бы за ним,
«чужим», хоть босиком по горящим углям. Но в том-то и беда, что ему это не
нужно, ничего ему не нужно от нее, и та единственная их ночь была забыта им
наутро, как помрачение сознания, одурманенного переизбытком алкоголя. Да, она
могла бы сказать так, но только вновь в отчаянной надежде, что ошиблась, что
перед ней – не она , не та женщина, которой принадлежит Игорь – принадлежит
только ей и будет принадлежать всегда, – повторила:
– Кто ее муж?!
– Кто ее муж? Ну, это секрет, – жеманно проговорила
Маргарита Владимировна. – Они держат свой брак в секрете. Это так романтично,
верно? Одно могу сказать, чтобы навести тебя на мысль: Георгий Владимирович
Смольников очень похож на супруга Елены Афанасьевны. Он известный в Энске артист,
но его имя – секрет!
