— Нехорошо обманывать. А мне прямо в глаза лгать — так и вовсе непозволительно, чудо-мастер… Ну? Чего же ты теперь-то молчишь? А?
— А-а-а… — тихонько простонал нидербуржец.
— Кто таков?! — рявкнул в полный голос Альфред. — Купец?! Ростовщик?! Иной какой бездельник?!
— А-а-а… а-а-а…
По штанам горожанина расплывалось темное пятно.
Толпа на площади вновь притихла.
— Мозоли где, спрашиваю?! — рычал маркграф. — Коли вышел сюда, коли мастеровым назвался — почему без мозолей?! Отвечай?!
— А-а-а… а-а-а… ва-а-аша-а-а… све-е-е…
— Хватит, — досадливо оборвал жалобное блеяние Альфред.
Тронул коня, подъехал ближе. Чуть наклонился в седле. Пообещал — почти милостиво:
— Ладно, не переживай — будут еще тебе мозоли…
Маркграф вдруг резко взмахнул правой рукой.
Свист. Секущий, с оттягом, удар…
В воздухе под змеиным оберландским штандартом змеей же мелькнула толстая плеть. Полоснула по поднятым и раскрытым ладоням…
Смачный шлепок.
Красной моросью брызнула кровь. Отлетел в сторону мизинец, вырванный тугой косицей, сплетенной из кожаных ремешков.
Дикий вопль разнесся над рыночной площадью. Прижав кровоточащие руки к груди, ремесленник-самозванец катился по земле. К притихшей толпе катился, от которой прежде так хотел отделиться.
— Куда?! — нахмурился Альфред. — Взять его!
Два оберландца подхватили толстяка под мышки, вздернули на ноги, вновь подтащили скрюченного, стенающего человека к маркграфу.
— Ну-ка, покажи теперь мне свои ладони, чудо-мастер, — маркграф аж перегнулся в седле, разглядывая искалеченные руки бюргера. — Покажи, говорю!
С жалобным стоном, гримасой мучительной боли и слезами на глазах нидербуржец разжал окровавленные кулаки. Показал…
Дипольд, вытянув голову, тоже увидел. Широкие кровавые полосы половинили обе ладони. На левой — не хватало мизинца. Из вспоротого мяса торчали порванные связки и выпирали бугорки суставов.
— Видишь, как славно, — удовлетворенно хмыкнул Альфред. — Теперь и у тебя мозоли будут. Только вот знаешь что…
Маркграф напустил на себя задумчивый вид, печально поцокал языком:
— Жилы-то, я смотрю, на твоих дланях драные, суставы — вывернутые, а кости — перебитые. Нехорошо… — Альфред неодобрительно покачал головой. — Ох, нехорошо, чудо-мастер. Перетрудился ты, видать, переусердствовал. Угробил свои золотые руки.
— У-у-у! — тихонько подвывал покалеченный.
— Ну а то как же! — издевался Чернокнижник. — И пушки, ишь, он ладит, и колокола льет, и мечи кует и чего там еще? Кольчуги, латы, часы да серьги с каменьями?.. Сталь, говоришь, железо, бронза, злато да серебро?.. Все, говоришь, можешь, да, чудо-мастер?
— У-у-у… — плаксиво умолял несчастный нидербуржец. — Ваша… светлость…
Его мольбы будто и не проникали под шлем оберландского властителя.
— Оно и немудрено руки вконец испортить, коли все мочь да за все подряд браться, — с сочувствующе-кислой миной продолжал свой жестокий балаган маркграф. — Но мне-то куда теперь девать такого работничка? И зачем мне твои порченые руки?
И — как приговор — после недолгой, но мучительной паузы:
— А незачем. Не нужны они мне. Такие вот дела, чудо-мастер, ты уж не обессудь.
— По-по-помилуйте, в-в-ваша с-с-светлость… — заикаясь, выдавил нидербуржец.
На которого уже не смотрели.
Альфред призывно махнул ближайшему голему с мечом и секирой:
— Ты! Иди сюда!
ГЛАВА 29
Механический рыцарь с лязгом приблизился, потревожив оберландских коней, не привыкших, видимо, еще к подобному соседству.
Голем остановился. Замер молчаливым истуканом. Ненадолго, впрочем.
— Брось оружие… — приказал маркграф.
Гигантская секира и чудовищный меч бронированного монстра с глухим стуком пали на землю.
— …И возьми-ка этого вот, — Альфред кивнул на скулящего калеку.
К несчастному потянулись пятипалые клещи в шипастых латных перчатках. Нидербуржец отшатнулся в ужасе, но был подхвачен оберландскими копейщиками и брошен голему.
Тот — как и было велено — ВЗЯЛ жертву. Стальной хваткой — за локти. Не обращая внимания на вопли толстяка. Затем монстр вновь застыл в ожидании. В объятиях железного великана бился и кричал живой человек. Пока — живой.
— Руки, — лениво бросил бронированному монстру Альфред. — Его руки мне не нужны. Выполняй!
Нидербуржец заорал пуще прежнего — в последней безуспешной попытке вырваться. И…
Голем развел свои шипастые длани в стороны.
…и вырвался. Не вопя уже — хрипя от боли, пошатываясь и подволакивая ноги, бюргер все же пробежал с полдюжины шагов.
Видимо, не осознавая до конца, что бежит без рук.
Руки человека — оторванные по локоть и сжатые стальными перчатками голема — хватали воздух окровавленными пальцами.
Покалеченный нидербуржец рухнул на колени. В изумлении и ужасе уставился на брызжущие красным культи… Целую секунду, а может, и две несчастный смотрел на кровоточащие обрывки собственных рук. И лишь после пал наземь.
Затих он, однако, не сразу.
Некоторое время ремесленник-самозванец еще полз… пытался ползти, пятная кровью площадную грязь — подальше от маркграфа, поближе к ошеломленной толпе. Словно там можно было обрести спасение. Оберландцы ему не мешали. Шокированные нидербуржцы не помогали. Нидербуржцы, несмотря на тесноту, отступали от безрукого калеки, как от чумного.
— Все могу… все могу… — упрямо шептали бледные губы умирающего, — о-о-о… у-у-у…
До безмолвствующей толпы он добраться не смог. Слишком быстро истек кровью.
Маркграф Верхних Земель Альфред Оберландский окинул притихшую площадь тяжелым взглядом. Объявил — громогласно и четко:
— С каждым лжецом, выдающим себя за умелого мастера, будет так! И будет еще хуже, если обман раскроется не сразу. Чем позже раскроется — тем будет хуже. Все ясно?! Всем ясно?! Кто следующий? Ну?! Мне нужны настоящие умельцы.
После расправы с самозванцем количество выходящего из толпы ремесленного люда заметно поубавилось. А вскоре и вовсе сошло на нет.
— Все? — ухмыльнулся Альфред. — И никого больше?
