– Слишком просто.
Ибн-Саббах довольно ухмыльнулся:
– Это у меня люди хороши, а не они – плохие. Впрочем, это только начало дороги. Дальше нас ждут настоящие посты. А этот – так… Для случайных прохожих.
И верно. За перевалом обнаружилась первая серьезная преграда: дорогу перегораживала стена из сложенных камней, из-за которой в сторону прохода смотрели наконечники стрел. Их заметили и на этот раз были готовы.
Тут снова проявились знания шейха. Вперед выдвинулась старая телега, которую подручные Гассана волокли по всем кручам и тропам. Теперь на повозке были установлены щиты, вся она походила на передвижную стену. Похожую конструкцию делали люди покойного барона де Виля. Но там было стихийное решение, экспромт, а здесь все походило на заранее припасенную тактическую уловку.
– Скажи своим людям, что они должны помочь мне. Пускай станут за щит.
Тимофей Михайлович сам возглавил штурмовую группу.
Под шквалом стрел, утыкавших щиты, крестоносцы приблизились к заставе на десяток шагов и с ревом бросились в атаку.
Рыцари в кольчугах, будто бумажные самолетики, перемахивали каменную преграду, обрушиваясь на сгрудившихся за стеной стражников. Спустя десяток секунд там был выбит плацдарм, еще через десяток – очищена площадка, через минуту же бой был закончен. Полусотня, пробовавшая закрыть путь в долину, лежала порубленная на куски. Лишь некоторые успели сбежать. Ветераны крестового похода, профессиональные воины, прошедшие огонь и воду, разметали стражников так же легко, как волки ягнят.
Не останавливаясь, отряд двинулся дальше.
– А теперь – время для ваших громовых утех. – Шейх указал рукой на открывавшийся вид.
Выход в долину пересекала река. Горная, несущаяся вниз, грохочущая валунами и перекатами, способная измочалить и выбросить бездыханным самого подготовленного воина. И имевшая только один мост. Крепкий, каменный, закрытый мощными воротами, над которыми нависала галерея сторожевой башни. Все высокое, толстое, построенное давно и на века.
– Они уже подняли тревогу, но завалить ворота еще не успели. Если вышибить их быстро, то мы прорвемся к храму.
Шейх приплясывал в седле. Горячий жеребец под ним крутился, приседал, нервно раздувал ноздри. Чувства всадника передались и лошади.
Улугбек уже разворачивал холстину, прикрывавшую ствол пушки.
– Ближе! Надо подъехать ближе.
Телегу с пушкой крестоносцы прикрыли щитами и поволокли к воротам. Их встретила туча стрел и яростные крики осажденных. Не надо было быть полиглотом, чтобы понять, что им обещают кару, жестокую медленную смерть… Им и их союзникам.
Шейх демонстративно развернул широкое полотнище, усеянное арабской вязью, свое личное знамя. Рядом Костя держал баннер рыцаря Тимо, рисунок на котором был прост: красный крест на белом фоне и ничего больше. Знак похода.
Видно было, что к стражникам, собравшимся за стенами, постоянно подходят подкрепления.
Грохнула пушка. Ядро, пущенное с полусотни метров, выбило пару досок в створках ворот и выломало одну из стальных полос, скреплявшую их.
Сомохов выругался и начал перезаряжать «Адама».
Внезапно над верхним краем башни раздался скрежет, звук удара, и толстенный валун врезался в один из щитов, прикрывающих телегу с пушкой. Двух кнехтов за ним раскидало почти на десяток шагов. Их тут же нашпиговали стрелами. Над башней пронесся торжествующий рев.
– Твоему приятелю неплохо бы поторопиться, – ухмыляясь, заметил шейх напрягшемуся подъесаулу.
– Ты знал?
Ибн-Саббах пожал плечами:
– На все воля Аллаха.
Казак сжал кулаки, но встревать в перепалку не стал.
Второй выстрел пушки оказался удачней. Ядро разворотила одну из стоек, вывернув правую створку ворот.
– Deus lo volt!
Крестоносцы, прикрывшись щитами, бросились в узкий проход. Стрелы полетели в них еще чаще.
Костя пошатываясь подошел к Горовому и протянул винтовку:
– Стреляй, Тимофей!
Подъесаул перевел слегка безумный взгляд с протянутой ему винтовки на Малышева, оттолкнул винтовку… И, выхватив саблю, помчался в глубь схватки.
Костя сквозь зубы выругался. Чудит товарищ! Он намотал на руку ремень. Слегка шатало, но если собраться…
В тесноте сторожевой воротной башни защелкали револьверные выстрелы. Это Улугбек Карлович довел своих людей до пролома, в который уже хлынули рыцари Венегора. Последними к воротам устремились бунтующие посвященные и те христиане, которые до этого момента держались в резерве рядом с Горовым.
Костя, опершись на оставленную телегу с ранеными, выстрелами сносил всех, кто пробовал руководить обороной со стен башни. Получалось плохо, стрелял он даже хуже ученого. Но зато сумятицы добавлял.
Бой, так же как и на перевале, закончился быстро.
Ярость нападавших была почти осязаемой.
Выбив стражу из нижнего яруса, спешенные рыцари и кнехты прошлись бушующим потоком до самой крыши, рубя всех, кто оказывался на дороге, и скидывая вниз тех, кто пробовал сопротивляться.
– Быстрее! Скоро солнце садится! – Ибн-Саббах уже вел свой отряд к массиву, возвышающемуся в нескольких полетах стрелы. Храму богини.
5
Долина была невелика. От укрепления, закрывавшего вход, до основания храма – не больше пятисот шагов. И все-таки они опаздывали. Когда ревущая масса крестоносцев добралась до храма, солнце уже коснулась края гор.
– Быстрее!
Пушку установили напротив входа. Сомохов ночью сжег большую часть серы. Так что это был последний выстрел.
…Гигантская каменная пирамида, двумя краями упершаяся в отвесные склоны гор. Каждая ступень – уровень обороны, стена с зубцами, выдвинутые галереи по краям. Захватив один уровень, попадаешь под выстрелы защитников следующего. Идеальная крепость! Но последние защитники ждали их не на пирамиде, а у ее основания. Полторы сотни стражников.
Их снесли одной атакой. Крестоносцам было уже все равно, кто перед ними. Те, кто дошел, с одинаковой яростью шли бы и на всю армию Востока. Копейщики охраны разлетались под ударами мечей и боевых молотов, пока не дрогнули. Бегущих не преследовали. Как устало пошутил кто-то: «В драке злость даже лучше, чем храбрость».
А злобы воинам Христа сейчас было не занимать. Из всего отряда осталось человек сорок плюс десяток мятежных посвященных. Почти все ранены, но у каждого в глазах один вопрос: «Когда же доберемся до горла врага, того, кто в этом виноват?» В смерти приятелей, товарищей, друзей. В собственных ранах.
Так стайер в конце дистанции держится на воле и желании завершить нескончаемый бег. Ленточкой финиша или собственной смертью.
