Линейный корабль «Гангут»
…Приказ был получен и принят к исполнению, как вдруг случилось неожиданное: в каюту командира «Гангута», капитана первого ранга Кедрова, влетел старший офицер барон Фитингоф. Командиру «Гангута» хватило одного взгляда на бледное лицо старшего офицера, чтобы понять: дело худо.
– Команда, – срывающимся голосом доложил Фитингоф, – выстроилась во фронт и заявила претензию.
– Какую именно претензию? – спросил каперанг, сохраняя спокойствие.
– Макароны.
– Макароны? – удивлённо переспросил Кедров.
Казалось, дело не стоит выеденного яйца. Команда должна была получить на ужин макароны с мясом – те самые «макароны по-флотски», – но по нераспорядительности или вороватости ревизора макарон на линкоре не оказалось, и их заменили кашей. Вроде пустяк, однако этот пустяк сработал как запал, взорвав давно зреющее недовольство матросов.
– Идёмте, – коротко бросил Кедров, надевая фуражку.
…На палубе волновалась тысячная матросская масса. Офицеры держались поодаль, и на их лицах явственно читалось нарастающее беспокойство: все помнили, что произошло на «Потёмкине» в девятьсот пятом, и с чего всё началось.
Проявив завидное самообладание, капитан первого ранга Кедров сумел погасить бунт в зародыше и взять ситуацию под контроль, пообещав матросам во всём разобраться. Крови и стрельбы удалось избежать, но боевой выход был сорван: выходить в море с раздраженной командой было бы чистым безумием.
– Макароны макаронами, – с горечью произнёс командир «Гангута», докладывая Эссену о мятеже, – только сдаётся мне, что дело не только в них, и не в офицерах немецкого происхождения, коих матросики требовали убрать с корабля. Были выкрики «Долой войну!», «Землю крестьянам!» и прочее в том же духе, а это, знаете ли, уже попахивает политикой… И очень уж кстати состоялся этот бунт – как раз перед выходом в море для боя с германцами. Странно как-то…
– Странно, – согласился командующий флотом. – Ладно, пусть с этой странностью жандармы разбираются, хотя я бы их на боевые корабли не пускал, нечего им там делать.
– Жандармы… В британском флоте, – Кедров зло стиснул пальцы в кулак, – всех этих бунтовщиков мигом бы развесили сушиться на реях, и на этом всё бы и кончилось. А мы миндальничаем, да-с…
– Мы с вами, Михаил Александрович, – Эссен нахмурился, – служим не под Юнион Джеком, а под андреевским флагом, и английские порядки нам не указ.
– Да я понимаю, Николай Оттович, только обидно мне. И боязно, честно-то говоря: добром это всё не кончится. Горькое варево заваривается в России – ядовитое.
…Германская эскадра беспрепятственно покинула Рижский залив, и ни один дредноут Хохзеефлотте даже не подумал перейти на Балтику. Флот Открытого моря копил силы для генерального сражения с Гранд Флитом и не собирался отвлекаться на второстепенный театр военных действий: создавалось впечатление, что немцы были абсолютно уверены в том, что новейшие линкоры Балтийского флота в море не выйдут. А вот откуда взялась у германского командования такая уверенность – это уже другой вопрос…
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. НАКАНУНЕ
…Шестнадцатый год не принёс кардинальных изменений положения на сухопутных фронтах великой войны. Времена профессиональных воинов, не занимавшихся ничем, кроме битв, и находивших в этом усладу, прошли безвозвратно. Миллионы людей, не имевших к военному ремеслу ни малейшей склонности, оторванных от привычных дел и от семейных очагов, одетых в серые шинели и брошенных в окопы, стреляли друг в друга и вжимались в землю, силясь укрыться от воющего свинца и грохочущего железа. Доблесть солдат и талант полководцев отошли на второй план: на смену войне людей пришла война экономик, и успех или неуспех того или иного сражения меркнул на фоне монотонно лязгающего конвейера смерти, подающего к линии фронта пушки и снаряды, патроны и продовольствие, военное снаряжение и людей. А на огненной линии всё это превращалось в искорёженные обломки и в гниющее человечье мясо, и бессмысленность закапывания этого мяса в землю очень мало способствовала поднятию воинского духа, воспетого авторами рыцарских романов.
Ранней весной 1916 года Германия, пополнив потери и восстановив силы (с Балкан была переброшена 11-я армия), вновь переходит в наступление на Западном фронте. И снова без особого успеха: французы медленно пятились, но держались, хотя держать удар армий кайзера два года подряд – это уже слишком. Англия нарастила группировку своих войск на континенте, развернув 3-ю армию и подготовив к переброске 4-ю, и, спасая изнемогавшего союзника, начала наступление во Фландрии. Исполненные энтузиазма, но необстрелянные добровольцы Китченера, напоровшись на подготовленную оборону закалённых германских частей, раз за разом откатывались на исходные рубежи, неся чудовищные потери. Тем не менее, британское наступление продолжалось, и немцы были вынуждены ослабить натиск на французов и перебросить ударные корпуса против британцев. Пьяный от пролитой крови фронт замер на Сомме – война на Западе вернулась к уныло-привычной позиционной фазе.
Английская атака на Сомме
И снова англо-французы «ненавязчиво» напоминают России о союзническом долге, и та вновь откликается. Русское наступление на Восточную Пруссию быстро захлёбывается, но на Юго-Западном фронте обозначен успех: Брусиловский прорыв ставит Австро-Венгрию на грань катастрофы. Спасая положение, Макензен со своей 11-й армией, возвращённой на восток, принимает командование над австро-немецкими войсками в Галиции. Контрудары немцев тормозят наступление русских армий, но вернуть Львов, Ковель и Черновцы немцам так и не удается. Одновременно начинается наступление германских войск в Курляндии – резервы Ставки русского главного командования направляются теперь на Северный фронт, ослабляя наступательный порыв Брусилова. Юго-Западный фронт останавливает победный разбег, но и германцам не удаётся продвинуться в Прибалтике – их наступление вязнет под Ригой, сил для её взятия немцам уже не хватает.
Италия, впечатлённая трёпкой, заданной русскими войсками австрийцам, уже всерьёз подумывает о вступлении в войну на стороне Антанты. Однако осторожность берёт верх – Италия продолжает играть роль очень разборчивой невесты, любуясь своими новенькими дредноутами и предпочитая политике цезарей, без страха посылавших в бой легионы Рима, хитросплетения козней венецианских и генуэзских купцов, добивавшихся своего не мытьем, так катаньем.
Зато Румыния не колебалась: вдохновленная успехами русских войск и считая, что дни Австро-Венгрии сочтены (не опоздать бы к делёжке пирога!), она вступила в войну и начала наступление в Трансильвании. Однако быстро выяснилось, что Румыния переоценила свои силы – наступление по горной местности шло медленно, а потери были велики. Русские войска, измотанные тяжёлыми боями в Пруссии, Курляндии и Галиции, не смогли оказать новоявленному союзнику ощутимой поддержки, хотя в Румынии пришлось израсходовать даже десантные корпуса, готовившиеся к высадке на берега Босфора. Скороспелый союзник принёс России одни только хлопоты без какой-либо ощутимой пользы.