— Значит, не сковырнули. Теперь таким образом, через пару минут кончайте дергаться и отбегайте от окон куда подальше. Подвал есть? Вот туда и спускайтесь. Эй, ты живой там? Слышишь меня?
— Да, — сказал Марсель, с трудом ворочая немеющим языком. — Ты чего делаешь?
— Родину люблю, мать мою, — сказал Рахматуллин, глянул через плечо на Славяна, набивавшего последние команды и коды, и отключился.
Через четыре минуты ракеты «Тамерлан» с проникающей боевой частью одна за другой раскроили оба БТРа, как пустые жестяные банки. Осколки и взрывная волна высекли добрую треть передней стены КПМ, но его защитники почти не пострадали. Только Неяпончика, решившего перестраховаться и сбежать в оружейную комнату последним, крепко приложило о железную дверь.
Через три минуты новый залп накрыл другую часть колонны, углубившуюся в территорию Татарстана километров на десять. На сей раз ракеты были оснащены осколочно-фугасной боевой частью, поэтому головной БТР, перевернутый и искореженный, теоретически можно было починить. Но только теоретически. От «Мустангов» же остались лишь пылающие остовы, пара отлетевших в сторону колес и два десятка обгоревших окровавленных спецназовцев, в шоке рассевшихся прямо на асфальте. Там их и собрали прилетевшие из Нурлата «воронки».
Один из трех вышедших за ворота Ижевского механического завода экземпляров сверхмалого высокоточного оперативно-тактического комплекса «Тамерлан», предназначенного для поражения малоразмерных и площадных целей на расстоянии от 3 до 120 километров, оказался в распоряжении Татарина почти случайно.
Первую же партию построенных в Удмуртии комплексов (после этого ракетные цеха были полностью законсервированы как мобилизационные мощности, и завод сосредоточился на выпуске ружей) военные при посредничестве челнинских бандитов попытались продать чеченцам — и дальше в Афганистан. Из патриотических соображений, конечно. Но в последний момент бандиты почему-то передумали, в ходе сделки перебили и военных, и чеченов, всерьез и надолго расчистив свою территорию, а «Тамерланов» припрятали от греха подальше. Правда, один экземпляр дали по дружбе Татарину. Тот как раз начинал расширять свое присутствие в Тольятти и готовился объяснить неизбежность этой перспективы местным чеченам — так что серьезные аргументы ему были необходимы. Но «Тамерлана» пустить в ход Ренат все-таки не решился, обойдясь менее внушительными методами, и при первом удобном случае постарался вернуть игрушку благодетелям. Несмотря на нытье Славяна, который после Чечни никак не мог наиграться военными безделушками, потому методом тыка превзошел все премудрости «Тамерлана» и мечтал проверить умение практикой. Мечта идиота сбылась.
Потом Ренат долго размышлял, какой вариант лично для него был бы предпочтительней, случившийся или тот, что живо представился ему в момент проверки. Татарин просек с пьянящей ясностью и четкостью, что вся бодяга с проверкой документов — умная подстава земляков, разыгравших вполне однозначную ситуацию: бандит с сомнительными фэсэошными корками везет секретное оружие, запачканное в крови десятка человек. Подозрение оказалось напрасным. Но Малаю вдруг до исступления захотелось, чтобы этим все и кончилось. Был бы арест и, наверное, срок, но не было бы колонны БТР, «тамерлановских» залпов и обгорелых парней — изодранных мертвых и живых, менее изодранных и с растерянными глазами, — которых показали все каналы планеты.
Глава четвертая
1
Вот пусть только подвернется теперь
какая-нибудь татарва, будет знать она,
что за вещь казацкая сабля!
Николай Гоголь
КАЗАНЬ. МАЙ
Я Галию очень люблю. Она маленькая, но совсем как настоящий человек. И сестра. И она меня любит. Улыбается, когда видит, и даже смеется. Вот так: кх-кх-кх. Классно. И выползает встречать, когда я из школы прихожу.
Она — вылитый я. Я не помню, каким был, когда мне год с чем-то было, — но фотографии я часто смотрю, где я маленький. Очень похож, только волосы темнее, и морда не такая толстая. И мама говорит, что очень похож. И даже папа не спорит, хотя он всегда спорит. А когда соглашается, смеется так, что не разберешь — может, он опять издевается только.
Но в этот раз я просто как дал бы Гальке по башке, и все. Я ведь ее просил, как человек, по-русски просил: не трогай корабль Дана, он мне нужен, нельзя, сказал, нельзя! Правда, папа говорит, что Галька по-русски пока не понимает и с ней надо разговаривать по-татарски. Но это он шутит опять, наверно, потому что откуда она татарский будет знать? Она вообще говорить не умеет. Ба-ба-ба говорит и та-та-та. Но это же не по-татарски. Ну ладно, я ей все равно и по-татарски сказал. Я очень хорошо на татарском говорю, лучше всех в классе. Нет, Искандер Валиуллин лучше говорит. Чуть-чуть. Но все равно последний раз ему на уроке ничего не поставили, и никому не поставили, только мне поставили пять с плюсом.
Я написали «За активное участие». Потому что я вот так руку поднимал и первым отвечал на все вопросы Мизии Шагиевны. А папа сам плохо говорит по-татарски, а сам все время говорит, что мы татары, а не русские. Я раньше не верил, потому что в сказках читал, что татары плохие. Поганые. С ними богатыри воюют. И игра есть классная, «Казаки» называется. Там, значит, казаки — они хорошие, ну, такие специальные воины, как будто богатыри тоже, которые врагов побеждают. Правда, я в стратегии ещё не очень хорошо играю, зато в Quake у меня вообще классно получается, даже в третий «Квак», где нельзя, как богу, бессмертием разжиться. А «стратегии» я не очень пока понимаю. Но мой брат Тагир, он сын дяди Рамиля, они в Нижнекамске живут, — вот он в гости приезжал, и привез диск с «Казаками», и все объяснил. Я скоро научусь. И вот в этих «Казаках» разные враги есть, но главные — татары. Они синие. Я с этими синими здорово начал сражаться и рассказал об этом папе, когда он с работы пришел. А он опять рассердился, но не из-за того, что мы долго за компьютером сидели. Папа сказал, что надо говорить не «против татаров», а «против татар». А играть в такую игру — предательство. Потому что мы тоже татары. Нравится нам или нет. И наши отцы, мамы, деды, их деды и бабушки, вообще все, кто был до нас, — все были татарами. И получается, что если мы играем за казаков и против татар, то мы воюем против самих себя, и убиваем, выходит, себя — и папу, и маму, и dau-ati
[6]
с dau-ani
[7]
, и половину друзей и учителей. Тагир сказал, что мы воюем не против татар, а против татаров, а они плохие, и живут в Австралии, и говорят по-немецки. А папа сказал, что никаких татаров нет, есть только мы, татары, и пусть Тагир не выдумывает. Просто игру написали не очень умные люди, сказал он. Раньше все игры делали американцы. Они все время думали, что придется воевать с СССР — это так раньше наша страна называлась, — и поэтому в своих играх делали русских врагами. А теперь наши научились сами писать игры и стали придумывать своих врагов. Потому что дураки. Ведь когда американцы в компьютере воевали с русскими, это хоть какая-то правда была. СССР с США — это Америка по-другому — на самом деле были как будто врагами. А русские и татары не враги. И казаки никогда с татарами не воевали, и вообще «казак» — татарское слово, как и «богатырь». Тот, кто такие игры пишет, или дурак, или скотина, сказал папа. Я засмеялся и сказал: «Скотина!» И Тагир засмеялся и сказал: «Скотина!» А папа сказал: «Пацаны. Вы подумайте. Тот, кто пишет игру, — он ведь учит всех воевать против татар. И вас, татарчат, учит. И всех остальных. Все научатся, а потом захотят воевать — так получается? Но вам-то я объясню или просто запрещу играть. А остальным кто объяснит?»
