Они опоздали. Возле железнодорожного полотна был обнаружен лишь труп неизвестного мужчины, застреленного в затылок, а следы вели в тайгу.
Слава богу, в отряде оказался хороший следопыт, и казаки устремились в погоню. Жаль, что тайга — не ровная степь, а потому и двигаться так быстро, как хотелось бы, не получилось. К тому же они были на красной территории, и за любым кустом могла прятаться засада.
На второй день, заслышав отдаленную стрельбу, отряд есаула позабыл об осторожности.
На движущийся по следам передовых сил обоз с пленными они выскочили неожиданно для себя и еще более неожиданно для конвойных, даже не успевших взяться за оружие и до последнего человека полегших под клинками разъяренных мстителей.
Наскоро выяснив, что его сестры среди освобожденных нет, и узнав, что она и еще несколько человек бежали предыдущей ночью, Манской настоял на продолжении погони. И вот тут-то они с есаулом успели вовремя. Почти вовремя…
Все это Алеша узнал много позже, бредя по тайге рядом с телегой, на которой везли так и не приходящую в сознание избитую до полусмерти Вику и мертвого, обернутого саваном, Викентия Савельевича. Его было решено забрать с собой и похоронить с почестями в Новой России, тогда как порубленных красноармейцев зарыли в одной яме без креста и сровняли с землей холмик.
Но четверых оставшихся в живых красных и их командиров тоже взяли с собой, чтобы предать справедливому суду.
— Как она? — пустил коня рядом с телегой Сергей Манской, кивнув головой на парусиновый полог, и Алеша еще раз подивился, насколько брат и сестра похожи между собой. Похожи настолько, насколько могут быть похожи друг на друга мужчина и женщина.
— Без чувств, — пожал он плечами. — Но доктор Теплов считает, что все будет в порядке. Нужен только покой.
Что он мог сказать еще безутешному брату девушки, которую не уберег. Которую любил больше всего на свете и не уберег.
— Покой! — с горечью в голосе воскликнул молодой офицер. — Где я вам возьму покой? До места еще около ста пятидесяти верст…
— А какой-нибудь деревни по пути нет? — осторожно спросил Еланцев.
— Нет тут ничего. Дикий край. Почти как там… На двести верст кругом — ни души. И еще лет двести так будет. Сибирь-с!..
И он ускакал в голову колонны, чтобы просить есаула еще сбавить темп.
Вика пришла в себя на третий день пути. Мертвеца от нее давно убрали — его теперь везли на свободной лошади в самом хвосте колонны, — но запах разложения никак не выветривался.
— Алеша!.. — услышал юноша слабый голос и тут же откинул полог, чтобы увидеть бледную, но уже не производящую впечатления умирающей девушку.
— Вика, родная! — принялся он целовать ее руки, покрытые багровой коростой ссадин, опухшие и потерявшие былое изящество. — Ты жива!
— Что случилось? — чуть слышно прошептала Вика сухими, распухшими и потрескавшимися губами. — Мне приснился страшный сон… Я думала, что тебя нет… Что ты мне тоже приснился… Или снишься…
— Нет, милая! Я не сон! Вообще, это… — он хотел было сказать, что все случившееся — не сон, но вовремя прикусил язык. — Все, кроме меня, — сон. Не волнуйся, любимая.
— Ты меня обманываешь, — слабо улыбнулась девушка и опустила веки. — Я слышала во сне голос брата. Это тоже сон?
— Нет, Вика. Сергей здесь. Подожди — я позову его.
— Постой, глупый… Я в таком виде…
Но молодой человек уже несся, не разбирая дороги, вперед, обгоняя едва бредущих людей.
— Сергей Львович! Сергей Львович! — закричал он, завидев впереди корнета. — Скорее! Вика очнулась!..
Манской скривил лицо, прикрыл ладонью глаза, круто развернул коня и поскакал к заветной повозке…
* * *
— Виновны… Виновны… Виновны…
Присяжные были единодушны в своем вердикте. Слишком уж памятны были обитателям Новой России большевики. И даже несколько лет мирной жизни не стерли из памяти старые обиды, былые страх и беспомощность. И если раньше с мыслью о красных, существующих где-то далеко от благополучного мирка беглецов, еще можно было как-то мириться, хотя бы делать вид, что их не существует вообще, то сейчас — другое дело. Они напомнили о себе, едва не вторгшись с оружием в руках на территорию, им не подчиняющуюся. Более того — убили нескольких ни в чем не повинных людей… Поэтому ни о каком гуманизме сейчас не могло быть и речи.
Несколько новороссийцев так и не дождались жен и родителей, братьев и сестер, детей и внуков, к встрече с которыми стремились всей душой и считали дни до нее. Накануне скорбящие родственники простились с двенадцатью людьми, так и не присоединившимися к населению маленького осколка Империи. И семеро из них были детьми…
— Согласно вверенных мне подданными Новой России, в отсутствие иной законной власти, полномочий, опираясь на решение присяжных, приговариваю Ингу Рейгель…
— Прекратите ломать комедию, полковник! — выкрикнула с места женщина-оборотень. — Здесь нет никакой власти, кроме советской, и это я, а не вы, должна судить вас — белогвардейского палача и контрреволюционера!
— Успокойся, Искра, — дернул подругу за рукав сидящий с ней рядом чекист. — Не надо злить этих… сумасшедших.
— Прекрати, Илья! — повернула к нему бледное лицо «Василиса».
Врачи удалили из ее плеча браунинговскую пулю, но женщину сильно лихорадило — вернулась плохо залеченная малярия, возможно было осложнение… Но она сама отказалась от отсрочки суда, смеясь в лицо своим тюремщикам. Чего нельзя было сказать о ее спутнике, показавшем себя вовсе не таким уж несгибаемым большевиком, как можно было ожидать.
— Вы закончили?.. — спросил Владимир Леонидович, терпеливо переждав «семейную» сцену. — Тогда я продолжу.
— Продолжайте! — презрительно бросила подсудимая, массируя больное плечо через шаль, в которую зябко куталась, несмотря на летнюю жару.
— Спасибо. Приговариваю Ингу Рейгель, мещанку Лифляндской губернии, и Илью Резника, мещанина Одесской губернии, к смертной казни.
Резник охнул и побледнел: он до последнего надеялся если не на чудесное освобождение из рук заклятых врагов, то на их снисхождение. Ведь лично он никого из обитателей этой Новой России не убил и вообще не обнажал оружия, но… Свидетели, которых было немало, не стали скрывать ничего…
Полковнику Еланцеву предлагали судить преступников, руки которых, без сомнения, были по локоть в крови, скорым военно-полевым судом, благо никаких договоров и конвенций жители Новой России с Россией Советской не подписывали, а, следовательно, все еще находились в состоянии войны. Упирали при этом на то, что красные тоже не стали бы с новороссийцами церемониться, а прикончить пленных им помешала только внезапная атака казаков Коренных и Манского. И все равно успели тогда расторопные не в меру красноармейцы заколоть штыками старика-военного, оказавшегося отцом гусарского поручика Перминова и еще трех товарищей Алеши и Вики по бегству. И среди них — десятилетнего мальчика… Но полковник был непреклонен, заявив жаждущим безотлагательной мести, что на территории Новой России действуют законы Российской Империи и отступать от них он не намерен.
