— Геттнер будет жутко зла, потому что ей самой не дали сжечь этот чертов поселок, — произнес Дом. Они собрались вокруг «Броненосца», слушая переговоры по рации. — Она восприняла то попадание в ее птичку как личное оскорбление.
К ним присоединился Маркус, и теперь им оставалось только ждать, пока Геттнер осмотрит селение бродяг.
— У нас еще остались бродяги, которые ждут амнистии, но которых не показали местным? — спросил Бэрд. — Если кто-то попадется на грязных делишках, нам их просто некуда будет девать.
— Пока нет. Но если найдем преступников, то уж придумаем, что с ними делать. — Маркус разложил на бампере «Броненосца» карту и, наклонившись, принялся ее изучать. — Майклсон толкует о радаре, чтобы засечь суда, направляющиеся к острову, но все равно это мало что даст.
Коул, вытянув шею, заглянул Маркусу через плечо. Да, если какая-то банда просочилась на остров, чтобы отомстить, то патрулировать берег уже бесполезно.
Не прошло и десяти минут, как в наушниках у них послышался голос Геттнер:
— Центр, «Дельта» — это «КВ Восемь-ноль». Я пролетаю над поселком, вижу только горящие хижины и несколько подожженных грузовиков. Больше внизу ничего нет. Сейчас взгляну поближе.
— Геттнер, мы идем туда и начнем поиски, — ответил Маркус.
— Вас поняла, «Дельта». Так… подтверждаю, лодок нет, тел нет, живых людей тоже — никого и ничего. Практически чисто, давно такого не видела. Все ушли — если только тела зачем-то не свалены в хибарах. Я пролечу подальше и посмотрю, — может, они двинулись вглубь острова. Обычно такое количество людей оставляет видимые следы.
— А почему они не забрали грузовики? — удивился Дом.
Маркус забрался в БТР.
— Возможно, они ушли по морю. Надо убедиться в том, что все исчезли. Я не знаю, как эти люди обмениваются сведениями, но, если они узнают, что случилось с их приятелями, у них прибавится еще один счет к нам.
Бэрд повел «Броненосец» по узкой дорожке, которая вела вниз с утеса и заканчивалась в нескольких сотнях метров от селения. Коул решил, что это излишние предосторожности, затем вспомнил, что за последнюю неделю они попадались на крючок слишком часто. Геттнер была права. Выглядело все чисто. Чертовски странное слово для описания горящего скопления хижин, но это было именно так. Пожар почти утих, и остались лишь дымящиеся, тлеющие уголья, воняющие горелой пластмассой и бензином. Дома — хлипкие хижины и бараки — загорелись мгновенно и так же мгновенно превратились в пепел.
Подойдя к первому обугленному остову дома, Коул понял, почему пожарище казалось таким «чистым». Обычно огонь не уничтожает все до последнего предмета, и ветер разносит вокруг всякие более легкие вещи, печальные маленькие обломки чьей-то жизни, которые рассказывают о живших в доме людях. Но здесь ничего подобного не было. Как будто бродяги забрали из хижин все, что смогли унести.
Маркус сунул голову в одну из хижин, в которой сохранилась крыша.
— Не входи, дружище, — предупредил его Бэрд. — Крыша может рухнуть тебе на голову.
— Я просто смотрю. — Маркус перешел к соседнему дому, от которого не осталось даже стен, только огромная куча рифленого металла на земле — наверное, кровля. Он приподнял один из листов и заглянул внутрь. — Ничего. Ни одного тела.
Иногда трудно было отличить обугленное тело от, например, бревна, но за долгие годы солдаты научились прекрасно распознавать их.
— Похоже, это их рук дело, — заметил Коул, копаясь носком ботинка в куче пепла. Небо по-прежнему было затянуто дымом. Это место настолько напоминало те, через которые ему приходилось пробираться тогда, на материке, что инстинкт снова говорил: черви; но он знал, что черви тут ни при чем. Однако реакция была автоматической. — Слишком опрятно выглядит. Обгорелых вещей мало.
Маркус кивнул:
— Эти люди просто решили уничтожить все, что не смогли взять с собой.
Маркус так сказал, значит, это была правда, и Коул снова почувствовал себя в безопасности и вздохнул спокойно.
— Проблема в том, что я больше не могу видеть вещи такими, каковы они на самом деле, — вздохнул он. — Я вижу чертову страшенную рыбу и думаю, что это Саранча. Я вижу пожарище и думаю, что это дело рук Саранчи. — Он постучал себя по макушке. — У меня здесь война еще не кончилась.
Бэрд надел очки.
— Мир тоже еще не подписан — если ты не заметил.
Коула беспокоило и кое-что еще. Большинство бродяг из этого лагеря согласились перейти на сторону КОГ. Те, кто не стал этого делать — беглецы, — были мужчинами. А это означало, что распались семьи, и теперь многие женщины и дети расстались со своими мужьями и отцами. В любом случае это было не слишком радостным началом их жизни в качестве лояльных граждан КОГ.
Четких границ больше не было. Бэрд сказал правду. Мирная жизнь еще не началась. Они пока находились в чистилище. Никто не мог вот так сразу найти решение всех проблем, порожденных войной.
— Столько бензина пожгли, чтобы нам не достались какие-то доски и куски пластика, — пробормотал Бэрд, останавливаясь и рассматривая бесформенный оплавленный кусок пластмассы, засыпанный пеплом. — Уничтожение имущества. Как будто мы чертовы проклятые черви или кто похуже.
Маркус присел на корточки и осторожно прикоснулся к куску водопроводной трубы, как будто боялся обжечься. Металлические фрагменты, оставшиеся среди руин, еще не остыли. Он поднял отрезок трубы и взвесил его на руке.
— Представь себе, что это так, — произнес он.
Военно-морская база Вектес, 18:00, четыре недели спустя
Именно идиотские пустяки всегда задевали Дома за живое.
Сегодня он, проходя через раздевалку, услышал, как кто-то во весь голос распевает в душе — в этом не было ничего необычного, но человек пел любимую песню Марии. Даже в фальшивом исполнении солдата эта мелодия обожгла его сердце как огонь. Он вдруг обнаружил, что слепо ищет выход из казармы, идет, сам не зная куда, только бы оказаться подальше и не слышать этого пения, ищет тихое место, где можно посидеть и подумать; но с каждым днем найти такое местечко становилось все труднее. База была переполнена; все свободные здания превратились в дома и казармы, и люди в ожидании постройки нового жилья буквально сидели друг у друга на головах.
Он подошел к стенам верфи, поднялся по узким кирпичным ступенькам на старый сторожевой пост, где когда-то дежурили часовые с мушкетами. Отсюда открывался великолепный вид на море. Никто не удивится, если свободный от дежурства солдат поднимется на стену и постоит там какое-то время. Людям, много лет сражавшимся под землей, нужно было видеть открытые, безбрежные пространства.
Дом облокотился на гранитные блоки, уронил голову на руки и, прислушиваясь к шуму прибоя, постарался забыть обо всем.
Сколько же прошло времени? Почти пятнадцать недель назад он нашел Марию и через несколько минут потерял ее навсегда. В душе его боролись желание жить дальше, надежда на то, что завтрашний день должен принести что-то лучшее, и чувство потери, настолько острое, что он думал, будто больше не сможет дышать. Хороших дней постепенно становилось больше, и в такие дни он чувствовал себя все лучше, но плохие дни по-прежнему опустошали его.
