Мужчина был красив, как скандинавский бог войны — суровый, грозный, созданный, чтобы убивать. И дело было не только в его могучем теле, но и в резких чертах лица, словно высеченного из камня.
Все было очень странно. Несмотря на его очевидную безжалостность, Кристине хотелось провести пальцем по его щеке и подбородку.
В его чертах не было ничего классического или утонченного — от глубоко посаженных глаз, прячущихся под тяжелым мрачным лбом, до сильного носа, должно быть, когда-то сломанного в переносице, от высоких скул до массивной челюсти. Единственное, что казалось на его лице мягким, — это рот. А все вместе являло собой образец грубой, но совершенной мужской красоты.
Это был истинный воин. Кристина была очень близко к нему и видела, что былые сражения оставили печать на его лице. Тонкий шрам пересекал правую бровь, еще один, чуть длиннее, спускался по щеке до уголка губ. Сначала ей показалось, что на подбородке тоже есть шрам, но, присмотревшись, она поняла, что эта метка оставлена рукой Господа, а не оружием.
Мужчина был довольно чисто выбрит, темные тени только начавшей пробиваться щетины лишь подчеркивали общую суровость лица. Волосы, остриженные короче, чем у большинства мужчин, спускались до плеч мягкими волнистыми прядями. Они были бы каштановыми, если бы сильно не выгорели на солнце.
Кристине еще не приходилось видеть мужчину столь привлекательного физически. А она прочла слишком много книг, чтобы попасть под обаяние первого же встречного рыцаря.
Его взгляд опустился на ее рот.
Ее губы непроизвольно раскрылись, и девушка порывисто вздохнула. Похоже, он собирается ее поцеловать. Она ждала, стараясь унять бешеное биение сердца. Она была испугана. Или нет? Судя по всему, ее тело отказывалось подчиняться разуму. Неужели она действительно хочет, чтобы он ее поцеловал?
Кристину еще никогда никто не целовал, но его губы выглядели такими мягкими по сравнению с остальными частями тела. И она больше ни о чем не могла думать — только о его губах. Она неосознанно придвинулась ближе, от напряженного ожидания по спине прокатилась волна дрожи. Соски затвердели, соприкасаясь с его грудью.
Неожиданно его глаза потемнели. В них появилось что-то странное — она даже не поняла, что именно. Но вместо того чтобы прижаться к ее губам, он выпустил ее из рук и отступил назад. Неужели она только вообразила, что привлекает его?
— Возвращайся в свою комнату, — грубо сказал он.
И на Кристину, словно молот, обрушилось понимание. Господи, что же она делает? Ее лицо стало огненно-красным от стыда. Подумать только, она обнимает не просто незнакомца, а воина, командира, вождя. Как же она могла настолько забыться?
По правде говоря, ей следовало больше опасаться этого мужчину, чем того, что на нее напал. Этот был крупнее, сильнее и намного опаснее.
Тогда почему ей не страшно? Сначала она, конечно, испугалась: уж очень он был зол, — но, почувствовав ее страх, он так быстро и легко усмирил свой гнев, что Кристина поняла: с ним она в безопасности. Как этот человек не похож на ее непредсказуемого отца!
Несмотря на все, что она слышала о воинах островов, Кристина не ощущала никакой угрозы. И не потому, что он ее спас. В его голосе и благородной осанке, в его спокойной властности и королевской гордости было что-то вызывающее доверие. Кристина это чувствовала инстинктивно. Иначе как она могла объяснить свое поведение?
И похоже, он не обманул ее доверие. Он хотел поцеловать ее, но отпустил. Он был слишком горд, чтобы пользоваться ее слабостью.
— Прости меня, — испуганно сказала она. — Не знаю, что на меня нашло. Просто я была так благодарна за все, что ты для меня сделал…
— Я ничего не сделал, — коротко ответил он.
Ничего? Отповедь удивила Кристину. Но ведь он спас ее. Как рыцари в ее романах.
Она смущенно опустила голову. Если бы все не началось так ужасно, это был бы самый романтический момент в ее жизни. Еще никогда красивый рыцарь не спасал ее от зла.
— Иди, — сурово сказал он.
Не понимая, почему он так резок, Кристина еще раз несмело улыбнулась и стала подниматься по лестнице. На верхней ступеньке она обернулась, желая поблагодарить рыцаря еще раз.
Но вокруг была только темнота. Мужчина ушел.
И только позже она поняла почему.
Глава 4
Кристина заметила, что на вечерней трапезе вождя Маклауда не было, но не придавала этому значения до тех пор, пока отец не ворвался в комнату, когда они с Беатрикс готовились лечь спать.
Они уже переоделись, и служанка, закончив расчесывать волосы Беатрикс, как раз подошла к ней. Отец вырвал щетку из рук перепуганной девушки и грубо вытолкал ее из комнаты. Кристине очень хотелось убежать вместе с ней.
Отец остановился над ее стулом, вне себя от возбуждения.
Что-то случилось. У Кристины упало сердце. «Господи, помоги мне! Неужели он знает? Неужели вождь Маклауд нарушил клятву?»
— Он уезжает! — выкрикнул он. — Мы должны как-то его остановить!
Кристина облегченно вздохнула и, искренне надеясь, что ее голос звучит ровно и не заинтересованно, спросила:
— Кто уезжает?
— Вождь Маклауд, тупица!
Девушка вздрогнула, когда он швырнул щетку на стол перед ней. Стеклянные флакончики с благовониями и шкатулки с драгоценностями задребезжали.
Наконец ее сердце забилось ровнее, и она осознала, что сказал отец.
— Надолго?
Отец взглянул на нее с жалостью, как на умалишенную.
— Навсегда. Он отказался от вас обеих, — сообщил он с видимым отвращением, как будто в этом была их вина.
Отказался? Кристина поймала взгляд сестры и прочитала в нем облегчение, но вместе с тем и удивление. Чуть раньше, когда она вернулась в свою комнату в разорванной одежде, ей пришлось рассказать о случившемся Беатрикс. Она опустила только некоторые подробности. Сестра пришла в ужас. Она винила себя, что не пошла с ней, хотя именно Кристина настояла на том, чтобы идти в деревню в одиночестве. Если кого-то она и могла винить в происшедшем, то только себя. Но сейчас, глядя в лицо сестры, она поняла, что переусердствовала, описывая благородство и рыцарские качества своего спасителя.
Кристина уже давно поняла, что ее первоначальные страхи и предрассудки были ни на чем не основаны. Она втайне вообразила, что Тормод Маклауд вполне может оказаться рыцарем ее мечты. Он спас ее, принял во внимание просьбу о милосердии, держал в объятиях и едва не поцеловал.
Но не поцеловал.
Быть может, его оттолкнул ее пыл, который он посчитан развязностью? По правде говоря, ничто в его поведении не дало и намека на интерес. Судя по всему, он считал ее глупой девчонкой, едва не попавшей в беду. Если подумать, он действительно смотрел на нее тем же бесстрастным взглядом, которым взирал на других. По его непроницаемой физиономии ничего невозможно было прочитать, но в какой-то момент ей показалось…
