– Ну, не писал, – подтвердил он развязно; намёк Чёрного Пса, что пора перейти на родную речь, он проигнорировал и ответил снова по-русски. – О чём писать-то? Как с работы выперли? Будет ей радости…
– Ты девять лет не навещал дом, – продолжал укорять гость.
– Мой дом – здесь! – отрезал Иван Иванович. – Ты пить будешь?
С тем же успехом он мог предложить выпить телеграфному столбу.
– Ты не чтишь Мохаммеда,
[36]
– гость переводил разговор в духовную плоскость и снова обвинял.
«Ну вот, – подумал Иван Иванович с тоской, – целый улем
[37]
пожаловал. Этого мне только не хватало для полного счастья».
– Я офицер таможни, – сообщил Иван Иванович вслух, – мне предписано быть атеистом.
– Ты забыл свои корни.
– Я не дерево, чтобы держаться за корни.
– Ты не уважаешь обычаев своего народа.
– Мой народ не обеднеет.
– Ты не соблюдаешь салат, закат и саун.
[38]
– А это что такое?
Словесная дуэль могла бы продолжаться ещё долго, но гость сам прекратил её, пристукнув тростью и резюмировав:
– Теперь тебя никто не назовёт правоверным. И это хорошо.
Сколь ни пьян был Иван Иванович, но и он на несколько секунд утратил дар речи от изумления. Гость (улем?) по всем законам жанра должен был стыдить и увещевать отбившегося от рук сына Кавказа, ругаться с ним, может быть, даже грозить карой Аллаха. Но Чёрный Пёс не стал делать ни первого, ни второго, ни третьего. Его не интересовали религиозные убеждения Ивана Ивановича. Скорее, наоборот, Чёрный Пёс был заинтересован в том, чтобы Иван Иванович вообще не имел убеждений. Элементарный тест показал, что Иванов – как раз та фигура, которая максимально соответствует уготованной ему роли.
– Тебя никто не заподозрит в связях с нами, – продолжал гость как ни в чём не бывало. – Ты идеальный агент.
Слов «идеальный» и «агент» в родном наречии Ивана Ивановича не было, поэтому Чёрный Пёс произнёс последнюю фразу по-русски. На этом языке он говорил без малейшего акцента.
– Ясно, – сказал Иван Иванович, на которого русские слова с латинским генезисом оказали прямо-таки чудодейственное влияние: он мгновенно протрезвел. – Пошёл вон отсюда!
Чёрный Пёс остался недвижим.
– Я кому сказал?! – повысив голос, Иван Иванович стал подниматься с явным намерением собственноручно вышвырнуть незваного гостя за порог.
Всё произошло за какие-то доли секунды. Отлетел табурет, упала на пол бутылка, и Иван Иванович обнаружил, что его голова прижата с невероятной силой к столешнице, а в кожу на шее – в том месте, где проходит яремная вена – упирается острый, как шило, предмет. Иван Иванович скосил глаза и увидел с ужасом, что предмет этот – узкий длинный стилет, который гость до поры прятал в своей трости.
– Что вам надо? – с трудом выговорил Иванов; осознавая критичность своего положения, он тоже перешёл на родное наречие.
– Я прошу немногого, – сказал нависающий над ним Чёрный Пёс. – Всего лишь уважения к старшему.
– Я уважаю… вас, – быстро согласился Иван Иванович. – Я… готов… вас… выслушать…
Гость не заставил себя долго уговаривать. Он чувствовал, что воля Иванова сломлена, и отметил про себя на будущее, что необходимо применить особый подготовительный курс. Чёрный Пёс отпустил Ивана Ивановича и, пока тот, выпрямившись, потирал шею и приходил в себя, вернул табурет в прежнее положение и уселся на него. Стилет он снова спрятал в трость.
Иван Иванович покряхтел и тоже вернулся на своё место. На гостя он теперь поглядывал с опаской. Что ещё выкинет этот жестокий и своевольный старикан?
– Я слушаю вас, – сказал Иван Иванович.
– Не думал ли ты вернуться на Родину? – спросил Чёрный Пёс.
Иван Иванович помедлил, прежде чем ответить.
– Я… не знаю… – отозвался он наконец. – Я… привык к жизни здесь…
– Будь со мной откровенен, – потребовал гость. – Я приму любой ответ.
Иван Иванович посмотрел ему в глаза и сразу отвёл взгляд:
– Я… не хочу возвращаться…
– Что ж, – сказал гость, помолчав. – Тебя никто и не призывает возвращаться.
Беседа продолжалась больше часа. По её окончании Иван Иванович и его гость вместе вышли из дома, на такси добрались до автобусной станции и через восемь часов были на Обводном канале.
[39]
Вещей никаких Иван Иванович с собой не взял, ни с кем в Таллине не попрощался, сбежать не пытался. Чёрный Пёс сделал ему предложение, от которого Иван Иванович не смог отказаться. Он предложил ему на выбор: или работа на разведку, или долгая мучительная смерть. Иван Иванович выбрал первое и поступил в полное распоряжение своего гостя, который так и не удосужился представиться…
(Турция, апрель – декабрь 1994 года)
В боевых действиях народной армии против внутренних войск Российской Федерации Иван Иванович участия не принимал. На Родине его сразу взяли в оборот и под фальшивым паспортом отправили в Турцию, в специальный лагерь, предназначенный для подготовки диверсантов.
В лагере Иван Иванович узнал много нового о жизни и своём месте в ней. Его научили прыгать с парашютом и управлять планером, строить потайную землянку и ориентироваться на местности, читать карту и составлять кроки маршрута, уходить от преследователей на любой местности и обманывать поисковых собак, закладывать и обезвреживать взрывные устройства, изготавливать маскировку из подручных материалов и наносить специальную окраску на лицо, вести наблюдение и снимать часовых, брать пленных и вести допрос, метать ножи и метко стрелять из всех видов оружия.
С собратьями по диверсионной школе Иван Иванович практически не общался, держась особняком. Все они были правоверными мусульманами, часто и в определённое время молились, повернувшись лицами к Мекке, и жаждали умереть во имя Аллаха и священного дела джихада.
[40]
Впрочем, и среди них были разногласия. На вторую неделю пребывания в лагере Иван Иванович не без удивления обнаружил, что здесь кипят нешуточные страсти. Дело в том, что многие будущие диверсанты были непримиримыми фундаменталистами – ваххабитами. Ваххабиты ни в грош не ставили «реформаторов» в лице суннитов и шиитов,
[41]
на почве чего нередко возникали конфликты. Иван Иванович, далёкий от религиозных проблем, лишь диву давался, прикидывая, как эти люди при всех разногласиях собираются сотрудничать друг с другом, сражаться, так сказать, плечом к плечу.
