Оттель перелил молоко от Дочери Ярла во флягу и отправился с ней к другу. Он перешел Овечью реку по Овечьему броду, миновал Овечью рощу и вскоре постучал в дверь дружнего дома.
— Послушай, Откель, — сказал Оттель. — Моя корова доится брагой.
— О какой из своих коров ты говоришь? — спросил Откель. — О Дочери Ярла?
— О ней самой, — отвечал Оттель. — Удивительно, что ты знаешь, как я ее называю.
— Да это все знают, — сказал Откель.
— Тогда ответь мне, — промолвил Оттель, — это хорошо или плохо, что Дочь Ярла дает брагу вместо молока?
— Это хорошо, — сказал Откель. — Потому что теперь ты всегда можешь быть пьян, просто выгоняя свою корову на пастбище. Но это плохо, потому что теперь в твоем доме будет меньше сыра и масла.
— Ты очень умный, — сказал Оттель. — Но сыра и масла в моем доме и раньше никогда не бывало в изобилии. Как ты думаешь, что стряслось с моей коровой?
Откель посмотрел на миску с молоком от Дочери Ярла и сказал:
— Никогда не видал белой браги.
— Что это значит? — поинтересовался Оттель.
— А то, — ответил Откель, — что если ты думаешь, будто всё дело в траве, на которой паслась твоя корова, то заблуждаешься. Если бы дело было в траве, то и молоко было бы другого цвета.
— Никогда не видел зеленого молока, — поразмыслив, возразил Оттель.
— Надеюсь, и не увидишь, — сказал Откель. — Когда корова ест зеленую траву, то дает белое молоко. Если бы она паслась на красной траве, то, быть может, давала бы синее молоко. И ты бы наверняка заметил, что на твоем выгоне растет красная трава.
— Ну и что? — спросил Оттель.
— А вот что, — ответил Откель и сказал такую вису:
От травы зеленой
Молоко белеет.
От травы багряной
Молоко синеет,
От травы лиловой
Молоко желтеет.
Быть не перестанет
Молоком при этом.
— Ты сам-то понял, что сказал? — удивился Оттель.
— Странно, что ты не понял, — ответил Откель. — Трава здесь ни при чем.
— Я и не говорил, что дело в траве, — возразил Оттель. — Кто вообще начал говорить о траве?
— Неважно, — сказал Откель. — Я думаю, что во всем виновата Хейд с Утиного утеса. И настало самое время ее в этом уличить.
— Хорошее дело, — сказал Оттель. — А что значит «уличить»?
— Это значит припереть ее к стене и наговорить всяких гадостей прямо в личико, — пояснил Откель. — А то и чего похуже сотворить.
— Мне всё больше нравится эта затея, — сказал Оттель.
3
Жила женщина по имени Арнора. Кто был ее отец, неизвестно, потому что она пришла на Утиный утес невесть откуда. Она жила в маленькой хижине, держала немного овец, и нельзя было сказать, что жизнь ее балует. Нрава она была независимого, собой весьма хороша, хотя никто не мог назвать точное число прожитых ею зим. Росту в ней было никак не меньше шести футов, волосы были медного цвета, а лицо белее свежих сливок. Один глаз у нее был голубой, а другой темно-зеленый. Платье она носила небогатое, но чистое, а передник ее был вышит непонятными узорами. Накидку она скрепляла костяной застежкой в форме черепахи, а бусы ее были из чистого янтаря. И зимой и летом она ходила босиком. Словом, всякий, кто ее встречал, терялся в догадках, бедная ли перед ним женщина или зажиточная. Все звали ее Хейд Босоногая, потому что считали колдуньей, а в Стране Льдов спокон веку всех колдуний называли Хейд.
Откель и Оттель решили, что это по вине Хейд Босоногой молоко обернулось брагой. Они взяли мечи и направились к ней на Утиный утес.
Путь их лежал мимо кузницы. Там кузнец Вермунд по прозвищу Сухой ковал меч. Он делал это в одиночку, потому что его подручный Харек по прозвищу Курятник спал в углу кузницы, укрывшись медвежьей шкурой. Вермунд орудовал огромным молотом, один раз попадая по слитку железа, из которого должен был получиться меч, а другой раз непременно рядом, по наковальне. При этом он не переставал бормотать себе под нос какие-то заклинания. Откель и Оттель задержались посмотреть. Наконец Откель спросил:
— Почему ты работаешь один? Верно, ты не доверяешь изготовление волшебного меча никому, кроме самого себя?
— Нет, — сказал Вермунд. — Эта свинья Харек напился парного молока и сомлел так, что не то что молот, а и свой уд не удержал бы двумя руками.
Тогда Откель задал следующий вопрос:
— Почему ты бьешь один раз по железу, а другой раз по наковальне? Какой в том смысл? Не означает ли это, что ты призываешь в помощники самого Вёлунда, князя альвов?
[5]
— Это означает лишь то, что я нынче завтракал ячменной лепешкой и большой миской парного молока, — сказал Вермунд.
— А что за странные слова ты приговариваешь при этом? — спросил Откель. — Не взываешь ли ты к Тюру Однорукому
[6]
, чтобы он даровал этому мечу голод битвы и жажду крови?
— Я взываю ко всем асам
[7]
сразу, — ответил Вермунд, — чтобы они даровали хороший дрын в задницу тому, кто так упоил меня с утра пораньше.
— Как ты думаешь, — спросил Откель, — добрый у тебя получится меч?
— Вообще-то я хотел выковать орало для Грейпа по прозвищу Фрукт, — сказал Вермунд. — А теперь уж и сам не знаю, что выйдет из этой затеи.
— Хорошее дело, — сказал Оттель.
И они двинулись дальше. По дороге они заходили к Глуму, сыну Гнупа, что жил неподалеку от Хагаля, сына Хавара, и держал десять лошадей, с которыми не знал сладу и понятия не имел, зачем они ему нужны; к Асвальду Треснутому, сыну Гудрона Кипучего; к Хьяльмару Рукохвату, сыну Осмнагли Головоногого, который снабжал треской всю Медвежью долину и приторговывал с соседями из Сонной лощины; к Мёрду Наглому, сыну Нагли Мордастого, который первым напивался на свадьбах и последним отдавал долги; к Арнстейну Носатому, сыну Фрейстейна Плутоватого, внуку Хавстейна Хитрозадого и племяннику Эйстейна Кудреватого, которого все прочили в годи
[8]
как и его отца, деда и дядю, но надежды на то было мало, потому что на тингах
[9]
отчего-то не жаловали носатых, плутоватых, хитрозадых и кудреватых; к Хродкетилю по прозвищу Зеленый, сыну Бьяргмода по прозвищу Толстый, который передавал новости от дома к дому, даже те, что не следовало бы выносить и за ворота хлева, везде ел, пил и жрал на дармовщину и ни разу еще не получил за это причитающейся вздрючки; к Хвати, сыну Мунди; к Ерунду, сыну Ёкуля; к Арни Железному, сыну Свартньёгра Законоговорителя, самому сильному человеку в долине, который хотел стать конунгом
[10]
или хотя бы ярлом, и потому изо всех сил делал вид, что он не только сильный, но и умный; к Хербьёрну, сыну Херфинна и Хердис, жену которого звали Хергерд, и она была дочь Хергрима и Херрид, и с ними жил взрослый сын Херлейв, женатый на Херрёд, дочери Херварда и Хертруд, а другого сына звали Херлауг, и он сватался к Хервер, дочери Херли и Херню, но пока не получил согласия; к Грейпу по прозвищу Фрукт, сыну Лейвмунда Кислого, который, похоже, не скоро дождется своего орала; к Фроди Мохноногому, сыну Дроги Мохнорылого; к Брюнки Короткому, сыну Хаки Защитника; к Харри Красному, сыну Мёрда Толстого; к Храппу Громкому, сыну Асруна Вонючего; к Колли Рыжему, сыну Лаки Полосатого; к Старри по прозвищу Черт, сыну Скальпа по прозвищу Лысый; словом — ко всякому, что жил в Медвежьей долине и в ее окрестностях. И всюду им говорили, что хозяин выпил с утра свежего молока и теперь не имеет сил привечать гостей.
