Глава 15
Блин, что за мерзкий запах? На нашатырь похоже! Так это он и есть – открываю глаза и вижу чью-то руку, держащую перед носом ватку.
– Очнулся, милок? – спрашивает заботливый женский голос.
Зрение почему-то расфокусировано – отчетливо вижу свою грудь, накрытую белой простыней, а вот дальше – все в тумане.
– Пить хочешь? – не унимается женщина. – Или, может, утку?
Ага… Если припомнить, что крайний раз кушал на рассвете, а водичку пил после полудня… Желудок и кишки девственно пусты – зачем мне утка? А вот попить… и, как в том анекдоте про голодного студента, поесть, не мешает.
– Пи-и-ить! – выдыхаю практически беззвучно. Что-то с голосом – пытаюсь говорить, а выходит шипение. Но, похоже, меня поняли – женщина подносит к моим губам носик поильника. Ее рука пахнет чем-то резко-медицинским, но не противным, а… словно в детстве. Воображение сразу рисует образ немолодой медсестры. Которая уже на пенсии, но продолжает работать, потому что просто любит помогать людям.
Теплая ладонь осторожно касается затылка и приподнимает голову. Делаю первый глоток, за ним второй, третий… Эге, а у меня натуральный сушняк, словно после доброй пьянки. Вода в поильнике заканчивается слишком быстро.
– Еще! – прошу я. Голос немного окреп – звучит громче и отчетливей.
– Сейчас, милок! – покладисто отвечает женщина. Рядом, за пределами узкого сектора обзора, что-то звякает и возле моего лица снова появляется сосуд с драгоценной жидкостью.
– А вот теперь можно и утку! – выпив второй поильничек, говорю я. – И чего-нибудь пожрать!
– О, все-таки оклемался милок! – весело говорит женщина. – Сейчас спроворю, подожди минутку!
Ну, я могу и пять минут подождать. Лежу на чистом постельном белье, укрытый простыней, под головой мягкая подушка. Вот со зрением беда – фокусировка так и не наладилась. Ничего – дело наживное. Сейчас отолью, потом пожую, а там, глядишь, глаза в норму придут.
А кстати, что я здесь делаю? Здесь – скорее всего в больничке. Что со мной? И… кто я? Женщина назвала меня «милок». Это вообще ни о чем не говорит – общеупотребительное у пожилых женщин обращение, лишенное всякой сексуальной окраски. Но все же хоть какая-то инфа – я, по крайней мере, мужчина. А зовут меня… Как меня зовут? Хм… не помню. Херово, товарищ Глейман! Оп-па! Вспомнил! Глейман меня зовут! Странная фамилия… Я, случайно, не еврей? Глянуть бы под простыню – на предмет изучения целостности «достоинства». Вот только руки не шевелятся. А ноги? Пробуем… Нет, и ноги тоже – не двигаются. Здорово меня приложило! Так, так… погоди-ка… а почему у меня ничего не болит? Бляха-муха, я что – парализован? Вот жена обрадуется… Стоп! У меня есть жена? Из закоулков отшибленной памяти приходит «файл» – жена была, но вся вышла. Ты, милок, лет пять как в разводе. Старшие дети живут со мной – сын на пятом курсе, дочка школу в этом году закончит. А младшая, Светочка, с мамой осталась. Вижу ее только по выходным. Нет! Младшенькую зовут Иришка, а Светочка это… девчушка с перебитыми ногами, которая ждет меня на заброшенном хуторе!
Ждет меня, Игоря Викторовича Глеймана, сорокапятилетнего инженера-строителя, чудесным образом попавшего в тело своего деда, Игоря Петровича. Ждет не только она – еще полсотни ребятишек. А я тут валяюсь – на мягкой кровати, под чистой простыней. Как я сюда попал? Что случилось?
Мы с Альбиковым отправились за подмогой. Наткнулись на немецкую колонну… Потом случился налет наших бомберов. Ух, ну и взрывы были! Значит, там меня и приложило… Угу… а больничка совершенно случайно рядом оказалась. В немецком тылу…
Нет, что-то случилось позднее. Пытаюсь вспомнить, задумчиво почесывая лоб. Стой! Я почесываю лоб? Только что руки не шевелились! Ну-ка, а вторая? Левая тоже начала двигаться! А ноги? А вот ноги не хотят! Все-таки парализован? Изо всех сил щипаю себя за бедро. Бля-я-я! Больно-то как! Выдыхаю с облегчением – раз болит, значит не парализован.
– Ты чего шипишь, милок? – участливо спрашивает женщина. – Болит что-нибудь?
Теперь у меня получается немного сфокусировать зрение. В общем, реальный образ медсестры почти совпадает с воображаемым. Действительно, пожилая тетка, в опрятном белом халате и хитро завязанном платке на голове.
– Где я? – теперь слова даются гораздо легче.
– Так в госпитале ты, в Ровно! – с недоумением отвечает сестричка. – Ах да! Ты ведь без сознания был, не знаешь ничего.
– А как я сюда попал?
– Так тебя разведчики привезли. Сказали – геройский парень, лечите на совесть!
– Разведчики? Эти… ОсНаз НКВД?
– Нет, милок! Наши, армейские разведчики. Разведбат мехкорпуса.
– А с ними такого… сержанта не было?
– Как не быть, милок! Среди них сержантов много!
– Сержанта Альбикова? Он узбек.
– Нет, милок, узбеков я среди них не видела.
– Так… – я задумался. – А какое сегодня число?
– Двадцать восьмое июня, милок! Ты всего полдня в отключке-то пролежал. Организм крепкий! Пал Михалыч, главный наш, когда осматривал, так сказал: мол, контузия сильная да несколько глубоких ссадин на голове – прогноз неопределенный. Может, к вечеру очухаться, а может и… никогда. Голова-то – инструмент тонкий, ударов не любит! А тебе по ней-то несколько раз попало – одна ссадина давнишняя – дня два или три. Ну, а на руке у тебя рана не очень серьезная – царапина почти, до свадьбы заживет.
– Так… Полдня, значит… Вас как зовут, уважаемая?
– Ольга Гавриловна, милок. Давай-ка я тебе уточку-то поставлю…
– Ольга Гавриловна, дорогая! Не до уточки сейчас! Мне нужно срочно сообщить командованию о… У вас в госпитале особист есть?
– Есть, как не быть! – почему-то улыбнулась медсестра. – Александр Дмитриевич, серьезный мужчина!
– Гавриловна! Позови его! Срочно! Дело жизни и смерти!
– Так сейчас… – кинулась было к двери медсестра, но почти сразу прекратила суетиться и вернулась к моей койке. – Я тебе пока утку-то поставлю! А то его, может, и на месте нет. Пока найду, да пока он к тебе придет…
Вот ведь… Смиряюсь с неизбежным – бесполезно спорить с профессионалом.
Сотрудник Особого отдела появляется в сопровождении Гавриловны минут через десять. Мне сразу становится понятна улыбка медсестры – «серьезный мужчина» Александр Дмитриевич возмутительно молод, что совершенно не соответствовует занимаемой должности. К тому же молодой человек был худым, сутулым и носил большие круглые очки в железной оправе.
– Младший политрук Курицын
[78]
, – представился юноша дребезжащим фальцетом.
