– И запомни, тварь: никогда вам, козлам, не победить! Вы в нашей стране таких пиздюлей огребете, что ваши внуки при одном упоминании этой войны от страха сраться будут!
Я вспомнил, как пару лет назад, в Ганновере, мы с приятелями, такими же командированными на семинар инженерами-строителями, сидели в кафешке, скромно отмечая «рюмкой чая» окончание очередного трудового дня. Надо сказать, что поселили нас хоть и в чистенькой, но довольно дешевой небольшой гостиничке на окраине города. Точнее – в самом что ни на есть пролетарском районе. Встретить здесь белокурую бестию арийской внешности было практически невозможно – немцы обходили райончик стороной. А жили тут в основном «остарбайтеры» – югославы, арабы, негры… Больше всего турок было. Однако мы, воспитанные в СССР, быстро нашли с ними общий язык, хотя, по местным меркам, принадлежали к разным кастам: мы – инженеры, они – простые работяги. Нет, ясное дело, до братания дело не дошло, я мог кого угодно и черножопым обозвать, и бараном, и ишаком. Но здешний народец чувствовал – мы относимся к ним как к равным, а не плюем сверху, как цивилизованные европейцы. Поэтому нас в районе уважали.
Вечером податься особо некуда, на командировочные не пошикуешь, но мы нашли отдушину – стали посещать кафешку рядом с нашей гостиницей. Держал ее Максуд – хозяин, бармен, повар. Един в трех лицах, как господь бог.
В первый же вечер, услышав, как мы заказываем кофе, Максуд навострил уши и разразился длиннющей тирадой на каком-то смутно-понятном славянском языке. Из дальнейшего выяснилось, что он, добрая душа, решил, что перед ним – его соотечественники. Оказывается, матушка нашего достопочтенного хозяина – полячка, а русское произношение немецких слов напоминало ему акцент поляков. Ну, поляки так поляки, хотя я их не люблю. О чем тут же и сообщил Максуду. И, представьте себе, попал в точку! Максуд к соплеменникам своей матушки относился не то что плохо, а как бы это поточнее выразиться?.. В общем, он искренне полагал, что турки совершенно напрасно чего-то там не поделили с армянами, когда на свете существуют такие вот поляки! «Решать надо было сначала польский вопрос! – разливался соловьем Максуд. – А потом уже можно было и на армян отвлекаться!»
Специально для русских наш хозяин выволок откуда-то самовар, а на следующий день умудрился приготовить гречневый плов – гречку с мясом. А так как он не забыл подать к своему кулинарному шедевру национальную русскую приправу – водку, то мы совершенно искренне заявили, что всяким там шеф-поварам из каких-нибудь «Максимов» или «Пале-Роялей» до него – как до Китая по-пластунски!
Поэтому маленькая кофейня-забегаловка Максуда стала местом наших ежевечерних посиделок. Хозяин выделил нам персональный столик, дополнил нарды бильярдом (качества, конечно, невысокого, но на безрыбье – и лягушку в уху!), заваривал крепкий черный чай и даже научился печь блины! Мы же платили ему постоянством и щедрыми чаевыми…
Но все это только предыстория, а сама история произошла немного позднее, где-то через три или четыре недели после нашего приезда в Германию.
В тот день немцы отмечали какой-то свой праздник. Я понятия не имею, какой это был праздник, и, честно говоря, совершенно не страдаю от этого. Праздник – и все. Гораздо интереснее было то, как они его отмечали…
Оказалось, что у немцев есть странный обычай: праздник они отмечают не в одном заведении, а во многих. Предпочтительнее – во всех, что находятся в зоне досягаемости. Выглядит это следующим образом: нестройная толпа потомков тевтонских любителей подледного плавания с шумом и гамом заходит в кабак. Там они выпивают по кружке пива или по рюмке водки, после чего, пошумев еще немного, дружно двигаются в следующее заведение, где все повторяется.
Наверное, это имеет некоторый смысл: начав в приличных ресторанах и барах, немчура медленно перемещается в кабаки пошибом пониже. Туда, где не стыдно быть нажратым, аки свинья, где можно подраться, поприставать к женщинам соответствующего поведения и прочее.
Когда в кофейню Максуда ввалилась гомонящая немецкоговорящая толпа, мы, не ожидая беды, спокойно сидели за нашим персональным столиком в уголке и слушали очередные записи турецкой эстрады. Голоса были, кстати, очень ничего, но для русского уха здорово непривычны. Настолько, что нами была выведена следующая закономерность: если мы начинаем подпевать записям и при этом не сбиваемся с ритма – хватит пить, пора по домам! Но до этого момента было еще далеко, и потому мы, со спокойной душой, продолжали процесс употребления спиртного под хорошую закуску и приятный разговор.
Выпив по рюмке шнапса, немцы зыркнули на нас, но через пару минут покинули заведение. От скуки мы принялись обсуждать турецкого тенора, выводившего рулады особенно чувствительно, но тут в забегаловку вернулись немцы.
На этот раз они гомонили тише, а шли как-то… организованнее, что ли. Бодро дошагав до стойки, они громогласно заказали себе светлого пива, чем привели нашего очаровательного хозяина Максуда в состояние уныния. Бравый турок искренне считал, что на свете существуют только два сорта пива: паршивое и отрава.
Максуд подавал дойчам пиво с видом христианского мученика, приговоренного посетить обед голодного льва. Но немцам огорченная физиономия хозяина была по барабану, они незамедлительно опустошили кружки и, сбившись в некое подобие военного строя, гордо вышли на улицу. Оттуда немедленно донеслись какие-то немелодичные вопли, имеющие, однако, некий общий ритм, из чего мы заключили, что «этот стон у них песней зовется». Посмеявшись над поддатыми германцами, мы вернулись к обсуждению достоинств и недостатков звезды турецкой эстрады, выводившего в этот момент какую-то уж очень заковыристую руладу.
Между тем хозяин кафешки неожиданно начал проявлять признаки некоего беспокойства. Сперва мы не обратили на это внимания, но потом заинтересовались и уже совсем было собирались спросить, что случилось, как снова ввалились немцы. Впрочем, термин «ввалились» тут совершенно не годится. Теперь они шли – нет, не шли, а маршировали почти ровным строем, точно солдаты. Сходство с марширующим войском усиливалось тем, что чуть обок основной колонны двигался мужчина постарше, выполняя, видимо, роль фельдфебеля. Домаршировав до стойки, эти наследники вермахта замерли, и несколько секунд соображали, что они хотят заказать: пиво или шнапс? Победила дружба – заказали и то и другое. Моментально выпив заказанное, они довольно дружно рявкнули «Хох!» и тем же почти строевым шагом покинули заведение. И снова с улицы раздались вопли, но теперь это уже определенно была песня – про марширующих по улице солдат и машущих им из окон девушек.
– О как! – подумав, сказал мой товарищ. – Гляди-ка: мы, чем больше выжрем, тем хуже ходим, а эти, кажись, наоборот…
– Да, блин, – согласился я. – Чего-то эти арийцы недоделанные раздухарились…
– Знаете, русские, – озабоченно сказал Максуд, подходя к нашему столику, – это, конечно, не мое дело, но вы всерьез собираетесь драться?
– С кем это? – синхронно поинтересовались мы.
– Да вот с этими, с немцами…
– А в честь чего?
