— Ты просто завидуешь,— ответил я, и тут трибуны пришли в себя, взорвавшись бурей оваций.
Толпа, пришедшая посмотреть на посредственное кроваво-разделочное шоу, получила взамен зажигательный бенефис с блестящим исполнителем главной роли и легкой любовной интрижкой в нагрузку. А ведь это было только начало! Впереди публику ждали еще четыре роскошных раунда
[69]
, а с ними — десятки незабываемых моментов.
В очередной раз галантно раскланявшись во все стороны, я поднял руку, призывая публику к тишине. И, надо же: стотысячная толпа послушалась и мгновенно затихла.
— В далеких краях, откуда я родом, есть древний обряд, именуемый «стрела, разрывающая сердце»,— начал я.— Совершать его могут только по-настоящему сильные духом, потому что вместе с выстрелом лучник теряет часть собственной жизненной энергии.
— Ты что, решил поведать им от начала до конца печальную историю Хрустального принца, поменявшего цвет крови с красного на черный? — встрепенулся внутренний голос.
— Поверь мне на слово, я-то могу спокойно это сделать, но не буду, потому что, во-первых, сейчас еще не время, а во-вторых, это часть шоу, так что не мешай, пожалуйста, работать.
— Однако человек наделен способностью не только разрушать, но и созидать,— продолжал я, удерживая в своей власти затаившую дыхание аудиторию,— поэтому издавна в моем роду...
— Эй, не забудь сказать «в благородном»!
— ...издавна в моем благородном роду от отца к сыну передавалась способность излечивать смертельные раны, отдавая часть собственной жизненной энергии. Только два раза человек, наделенный особыми качествами души, может отдать свою силу другому. Третья такая попытка до конца исчерпает его жизненный потенциал, и лекарь умрет.
— Ну еще бы, ведь у тебя всего два укола сублиматора, — язвительно вставило подсознание, которое явно завидовало черной завистью моему ошеломляющему успеху.
— Под куполом этой арены установлен антимагический полог, препятствующий волшебству, и правила Арены гласят, что магия категорически запрещена в поединках на смерть,— не сбавляя темпа, продолжал я.— Но в том, что я сейчас сделаю, нет и не может быть ничего запретного и противозаконного.
— Перед тем как воткнешь шприц в попу друга, не забудь пробормотать что-нибудь напыщенно-величественное. Скажем, «крибле-крабле-бумс» или что-нибудь из той же оперы.
Не обращая внимания на выпады подсознания, я подошел к Билли, встал на одно колено, склонив голову, как будто в глубоком раздумье или в предельной концентрации, а затем картинно возложил руки на грудь моего несчастного друга.
— Ужасная... ужаснейшая, к тому же приторно-слащавая пошлятина! — вскричал окончательно потерявший голову от зависти внутренний голос.
— Каждому действию свое место и свое время,— печально и торжественно (с расчетом на публику) произнес я и впрыснул Билли порцию сублиматора.
Шприц был небольшой и прекрасно умещался в ладони, так что ни у кого из свидетелей этого наглого шарлатанства не было шансов заметить, каким именно образом «чудо-лекарь» надул доверчивую публику.
Грузное тело Билли изогнулось дугой. Это случилось так быстро, что я завалился на спину — к счастью, не выронив шприц.
Пока я поднимался, Билли все продолжал биться в судорогах
[70]
.
— Если собираешься ломать комедию до конца, лучше изобрази общую слабость,— посоветовала моя вторая половина.— Ты ведь только что потерял треть жизненной энергии, поэтому у публики могут возникнуть подозрения, если ее герой резво встанет и будет прыгать по арене как ни в чем не бывало.
Идея была своевременная — я и в самом деле чуть не упустил из виду эту деталь. А единожды вжившись в роль, надо уж играть по правилам до конца. Зловещая «Арена искупления» — не то место, где прощаются даже мелкие промахи, не говоря уже о серьезных проколах.
Пока местные уборщики падали соскребали с поверхности желеобразные остатки маала, а я лежал, широко раскинув руки и якобы впитывая энергию Космоса, Билли окончательно пришел в себя, встал и с хрустом потянулся.
— Приятно снова ощутить до боли родное тело,— жизнерадостно произнес он фразу с подтекстом, услышав которую, посторонний человек наверняка ни о чем особенном не подумал бы, но лично мне она сказала очень и очень о многом.
— Да... Могу тебя понять,— слабым голосом смертельно уставшего человека пробормотал я.
— Что-то не так? — встрепенулся толстяк, изумленно глядя на мою слегка экстравагантную позу.
— Нужно некоторое время, чтобы восстановиться после того, как я отдал тебе часть своей жизненной энергии...
Акустика на арене была очень странная, и весь этот разговор был для того, чтобы убедить организаторов шоу: я веду честную игру и не пользуюсь грязными приемами ярмарочных шарлатанов, бессовестно дурачащих публику.
— Понял,— участливо кивнул здоровяк и после некоторой заминки спросил: — А на старика-то тебя хватит?
— Постараюсь,— чуть слышно прошептал я, всем видом выражая крайнюю степень усталости.
— Ну тогда лежи. Набирайся сил, а я позабочусь, чтобы наш следующий противник, кем бы он ни был, пожалел о том, что вообще появился на свет...
Было очевидно, что Билли, слишком долго пробывший обычным поводком, сейчас полон сил и решимости сразиться с кем угодно.
— Кстати, а что это за оживление на трибунах? — решив сменить направление разговора, спросил я.
— Несмотря на то что в поединке семь раундов, третий здесь считается половиной дистанции,— охотно пояснил толстяк.— И если к его окончанию команда героев все еще пребывает в более или менее приличной форме, то разрешается делать новые ставки на тотализаторе. Конечно, выплаты уже не те, что с исходных ставок, но и так можно заработать или потерять очень много денег.
— А если исходить из того, что Фромп взбешен моими выходками, то, думаю, нас постараются похоронить уже в четвертом раунде,— чуть слышно пробормотал я себе под нос.
Но Билли услышал.
— Ничего, вот увидишь, мы еще повоюем,— бодро ответил он.
Однако, как это бывает всякий раз, когда речь идет об очередной порции неприятностей, я оказался прав. Спустя некоторое время на Арене появилась тварь, видимо, приходившаяся дальним родственником кошмарному шрадху, которого ценой неимоверных, усилий (и благодаря очень своевременной помощи Аспирина) нам удалось одолеть в первом раунде.
— Кто это? — спросил я из чистого любопытства, все еще продолжая лежать на спине и прилежно исполнять роль обессилевшего целителя.
