Прими – пакетик! Выкури – пакетик! Хлопни мескалина!
[4]
Гаш
[5]
в усы! С ума сойти! Приготовь мне местедрино!
Травку на горку! Проглоти пилюльку! За Тима Бензедрино!
[6]
Несмотря на жуткий страх, все напряженно прислушивались к усиливающейся мелодии поющего, который, видимо, страдал.
Хриплю, гонюсь! Мчусь сквозь лес,
Толкаюсь, пока народ, который вы сжигаете,
Не скинет вас в залив.
Кричу, как издыхающий лунь, звеня, как дрозд,
Следуйте за мной – и очень скоро
Мозг ваш кашей потечет.
Выше, чем птицы ниоткуда,
Мы откроем торговлю сандалом и
Каждый получит свою долю.
Цветочный народ стремится вверх,
Одетый в бусы и бутсы.
Но если ты меня подведешь,
Засунь цветок себе в нос!
За Мир, за Братство, и Любовь
Мы тост свой прохрипим,
А если станет слишком жарко —
На Побережье убежим!
Вдруг ярко расцвеченная фигура прорвалась сквозь листву. Ее окутывала длинная мантия волос, напоминающая своей консистенцией турецкую халву. Она была похожей на человеческую, но не очень. Шести футов ростом, он весил не больше четырнадцати килограммов вместе с грязью. Певец стоял так, что его длинные руки болтались почти у самой земли. Его тело было покрыто невероятными узорами, цвета которых охватывали весь спектр от шизоидного до психопатической лазури. Вокруг шеи, похожей на карандаш, висела дюжина нанизанных на нитку амулетов, на среднем из которых красовалась эльфийская руна «Кельвинатор». Сквозь переплетение жирных волос проглядывали два глазных яблока, вылезшие из своих орбит. Они были так налиты кровью, что напоминали два бейсбольных мяча, вырезанных из очень тощей ветчины.
– Ууууууух, вау! – сказало существо, быстро оценив ситуацию.
Потом, наполовину скатившись, наполовину свалившись к подножию смертоносного дерева, он уселся на свой зад и уставился на дерево бесцветными, размером с блюдца, глазами. Он начал распевать заклинание, которое показалось Фрито приступом чахоточного кашля:
Дрянной куст! Отпусти эту связку
Пушистых котят, захваченных тобой,
Хотя скорость мой мозг разрушила,
Я не настолько параноик бездушный!
Прекрати эту ерунду, оставь бедняжек.
Пусть из крылышек и суставов вытекут мозги!
Этим котятам кайф среди нас,
Оставь их в покое, гриб-переросток.
С этими словами из потрепанных лохмотьев вылезла тощая рука, похожая на паучью лапу, изобразившая двумя пальцами знак победы, и прозвучало страшное заклятие:
Тим, Тим, Бензедрин!
Гаш! Буу! Балволин!
Чистый! Чистый! Чистый джин!
Первый, вторая, нейтралка, стоянка.
Кыш отсюда, зеленая поганка!
Дерево, которое возвышалось над ними, как башня, вдруг все затрепетало, с его жертв, как вчерашние макароны, сползли кольца хватки. Болотники с радостным визгом попрыгали на землю. Они как зачарованные смотрели, как огромное зеленое чудовище, захныкав, будто ребенок, принялось сосать свои собственные тычинки. Болотники подобрали свою одежду, а Фрито, вздохнув от облегчения, обнаружил, что Кольцо по-прежнему висит на скрепке, прицепленной к карману.
– Бо, большое спасибо! – визжали все, виляя хвостиками. – Спасибо! Спасибо!
Но их спаситель молчал. Как бы не замечая их присутствия, он замер, как дерево и только сипел: «Га, га, га», а его зрачки сжимались и разжимались, как нервничающие зонтики. Его колени подломились, и он рухнул в траву, закутавшись в спутанные волосы. Изо рта показалась пена, он визжал:
– Боже мой, снимите их с меня! Они везде зеленые! Арг! Орг! Боже мой. Боже мой. Боже мой. Боже мой. Боже мой!
Он истерически хлопал себя по туловищу и волосам.
Фрито удивленно заморгал, схватил Кольцо, но не надел его. Спэм, наклонившись над распростертой развалиной, улыбнулся и протянул руку.
– Позвольте откланяться, не скажете ли вы, как нам…
– О, нет, нет, нет! Посмотрите на них! Они – всюду! Уберите их от меня!
– Кого убрать? – вежливо спросил Мокси.
– Их! – завизжал незнакомец, указывая на свою голову.
Затем он вскочил на свои мозолистые ноги и побежал прямо к дереву-душителю и, наклонив голову, нанес ему ужасный удар и растянулся бездыханным на глазах у изумленных болотников.
Фрито наполнил свою шляпу чистой водой из протекавшего рядом ручья и подошел к нему. Распростертое оцепеневшее тело открыло мраморные глаза и испустило еще один пронзительный вопль:
– Нет-нет, только не воду! Фрито испуганно отскочил, а тощее создание, шатаясь, поднялось на четвереньки.
– И вше-таки шпашибо, парни, – сказал незнакомец. – Это на меня вшегда так дейштвует шпешка. – Протянув грязную руку, этот странно говорящий незнакомец оскалился в беззубой улыбке. – Тим Бензедрин к вашим ушлугам.
Фрито и остальные церемонно представились, все еще обеспокоенно поглядывая на целующее растение, протягивающее к ним свои тычинки.
– Оу-вау, не бешпокойтешь. Он прошто дуется на нас. Котята, вы что, первый раз здешь?
Фрито, стараясь не проболтаться, рассказал ему, что они идут в Крохотуль, но заблудились.
– Вы не могли бы подсказать нам, как отсюда выбраться?
– Оу-вау, конечно, – рассмеялся Тим. – Это нешложно. Но давайте шперва зашкочим ко мне на хату. Я ваш познакомлю с моей кадрой. Ее звать Гашберри. Болотники согласились, потому что их запасы картофельного салата иссякли. Собрав свои пожитки, они с любопытством последовали за Бензедрином, выписывающим сумасшедшие зигзаги. Иногда он останавливался поболтать с каким – нибудь валуном или похожим на Тима деревом, пока болотники, запыхавшись, нагоняли его. Бесцельно бродя меж грозных деревьев, они слушали веселое кваканье, несшееся из глотки Тима Бензедрина:
О, стройная, как мчащаяся чудачка!
Раскинутый в пространстве кайфующий ходок
О, кашемозглая дева, чей разум распадается
с каждой пилюлей, что я ей даю!
О, светлая, безмозглая голова!
Ты друг жуков и птиц!
О, тощий дух, чьи ногти острей вязальных спиц!
О, спутанные локоны, раскрашенное тело!
Зрачки, как солнце, греют!
О, дева цветов, что не купается и даже ноги не бреет!
О, размягченный разум, бродящий по велению луны!
