Любое утверждение, подумал он, с которым мы можем согласиться или не согласиться на любом уровне, – это установка.
Он был так поражен этой мыслью, что забыл о самолете.
Любое утверждение? То есть практически каждое слово, которое он видел, произносил, слышал, о котором думал или мечтал, безостановочно днями и ночами напролет, более полувека, не считая невербальных установок, которые еще в десять тысяч раз более живучи.
Каждую долю секунды мы натыкаемся на стену и в который раз подтверждаем: твердая-сквозь-такую-не-пройти. В скольких микрослучаях в течение одного дня наш разум сталкивается со стенами? Дверями? Полами? Потолками? Окнами? Сколько миллисекунд мы принимаем границы-границы-границы, даже не отдавая в этом отчета?
Сколько нанослучаев в день, подумал он, триллион? А сколько установок каждый день, относящихся к одной только категории архитектуры… Прежде чем перейти к установкам, которые одновременно размывают установки об их собственных границах – будь то восприятие, биология, физиология, химия, аэронавтика, гидродинамика, лазерная физика… можете добавить в этот список любую из дисциплин, познанных человечеством.
Поэтому так беспомощны маленькие дети, пока не выросли, даже несмотря на то, что они учатся каждую секунду, быстрее молнии. Им нужно набрать критическую массу установок, приспособиться после мира Духа к нашему земному восприятию пространства и времени.
Младенчество – это первый урок смертности. На бедное дитя обрушивается такой водопад установок, что не удивительно: пройдут годы, прежде чем ребенок выплывет в спокойные воды и научится выражать собственные мысли. Удивительно, что их первое слово не «помогите!». А может, их плач как раз это и означает.
Час и десять минут после взлета, приборы контроля двигателя – на зеленых секторах, скорость сто пятьдесят узлов, ветер встречный, небо чистое, воздух спокойный, расчетное время прибытия в Арканзас – еще час лёту…
И в основе всего этого – страх. Мы, смертные, должны научиться бояться, подумал он. Если мы собираемся играть в эту Игру, опасность необходима, гибель должна быть возможна.
Вынуждены играть, вынуждены погружаться глубоко, глубже, глубже в этот океан установок на то, что мы смертны, ограничены, уязвимы, слепы в отношении всего, кроме мелких бурь, доступных нашему разуму; превращать ложь в непоколебимое убеждение, без всяких вопросов, и при всем этом стараться не умереть как можно дольше, а пока мы прячемся от смерти, понять, почему мы вообще сюда попали и какая может быть причина называть эту игру развлечением.
Да, все настоящие ответы скрыты. Игра заключается в том, чтобы найти их самим среди тьмы ложных ответов, которые находят другие игроки и они им подходят, но, к сожалению, совсем не под1 ходят нам.
Не смейся, малыш. Смертные находят эту Игру восхитительной, так будет и с тобой, когда примешь установку, что ты один из них.
Когда Джейми Форбс был курсантом летной школы, им читали лекцию о высотной болезни, которая может случиться при полетах на большой высоте. А может, это вовсе не болезнь, а некий вид высотного сознания, захватила его мысль. Ты начинаешь понимать что-то важное, особенное. Этот секрет открывается, только если летаешь годами. На земле вы бы никогда об этом не узнали.
Но если вы не соблюдаете правила, вам не позволят играть.
Правило жизни номер один в пространстве-времени очевидно: необходимо верить в пространство-время.
Всего лишь после нескольких миллиардов установок, касающихся границ четырех измерений, то есть приблизительно когда вам исполняется два дня от роду, подтверждения не заставляют себя ждать. Мы все глубже погружаемся в транс «я беспомощный человеческий детеныш», но становимся Игроками.
А что же с теми, кто передумал, кто решает забрать назад свое согласие с этой планетарной песочной бурей установок? С теми, кто говорит: «Я – личность! Я не ограничен убеждениями этого созданного галлюцинациями мира и не собираюсь делать вид, будто это так».
Эшелон полета две тысячи триста, снизить скорость до двухсот шестидесяти в час. Форбс переустановил свой навигатор. Теперь не Арканзас. Теперь Понка-Сити, Оклахома.
Никогда там не бывал, подумал он; что ж, скоро буду.
Глава девятая
– Где у вас книги по авиации?
Букинистический магазин неподалеку от аэропорта в Понка-Сити выглядит многообещающе, так как, похоже, находился на этом самом месте уже лет восемьдесят.
– То, что у нас есть по авиации, – сказал продавец, – вы найдете… Идите к вывеске «Путешествия» и поверните налево. В конце ряда, с правой стороны.
– Спасибо.
Порывшись на полках, он обнаружил, что у них ничего нет об истории гидроплана – его страсти в настоящее время. Были, однако, три превосходные книги, стояли рядышком: редкое издание старого двухтомника «Техобслуживание самолетов и авиамоторов» Бримма и Богеса, продававшееся чудовищно дешево, по три доллара за книгу, тогда как реально они стоили по сорок, и книга Невила Шюта
[5]
«Логарифмическая линейка», в которой автор описывал свою жизнь авиаинженера.
Полка была на уровне глаз, и когда он достал все три книги, образовалась солидная брешь. Обычно он пошел бы дальше, но поскольку никуда не спешил, заметил еще одну книгу, втиснутую позади других. Надеясь, что это окажутся «Гидропланы двадцатых годов», он вытащил ее.
Нет, не повезло. Это была книга даже не по авиации: «Энциклопедия артистов эстрады» Винстона.
[6]
И тут моментально включилась память: зал, сцена, транс, каменный мешок. Волнуясь, Джейми отыскал в указателе имен единственного шоумена, которого он знал лично:
Сэмюэль Блэк, известный под псевдонимом Великий Блэксмит.
Американский гипнотизер, выступавший на сцене (1948–1988). В середине 70-х Блэк не знал себе равных на этом поприще.
«А что, если мы верим, будто скованы чем-то, чего не существует? – спросил он репортера „Variety“.
[7]
– И что, если мир вокруг нас – это идеальное зеркало, в котором отражается то, во что мы верим?»
Блэк покинул сцену в 1987, на пике своей популярности.
В статье говорилось, что он экспериментировал с тем, что называл «другие измерения», и что он сделал «…ряд открытий, которые были для меня чрезвычайно интересны, и я решил покинуть свое тело и вернуться в него, оставшись в добром здравии» («Los Angeles Times», 22 июня 1988).
