— Правда? Ну, а я не хотел, чтобы это попало на мое стекло!
Полицейский перевел взгляд на переднее сиденье, и глаза его радостно вспыхнули. Когда я поняла, на что он смотрит, внутри у меня все оборвалось — на самом виду лежали несколько пустых бутылочек из-под ликера. Кайл… твою мать!
— Я все объясню, — обратилась я к полицейскому.
Но тот лишь покачал головой:
— Мэм, попрошу вас выйти из машины.
Глава 14
Немножко сладкого
Воскресенье, 8 мая
Уже два дня я валялась в кровати в отеле «Вайсрой», в ожидании, пока землетрясение разрушит Калифорнию, уничтожит крошечный пляж, на котором сам отель расположен, а меня волна унесет в океан. С моим везением именно так все и должно было случиться. Вдобавок к штрафу на тысячу долларов за открытые бутылки с алкоголем в машине я получила штраф на пятьсот долларов за то, что мусорила, еще на тысячу долларов — за неправильную утилизацию собачьих экскрементов, сто пятьдесят долларов — за неправомерное использование скоростной полосы и сто пятьдесят Долларов за превышение скорости. Да, меня оштрафовали за превышение скорости. Меня. Видимо, узнав, что трое из моих бывших оказались голубыми, я слегка нажала на газ. И ехала не только быстрее пятидесяти миль в час — быстрее восьмидесяти. Я получила штраф за скорость в восемьдесят одну милю в час.
Учитывая, что номер стоит четыреста долларов за ночь, мне, наверное, следовало съехать и переживать кризис в более доступном месте. Но, поразмыслив, я решила не двигаться с места. Соображения следующие: если вы на грани безумия, пребывание в «Холидэй инн» около аэропорта прикончит вас окончательно. Единственное, что помогло сохранить рассудок, — шелковое постельное белье. Ладно — марихуана, которую я купила у ребят около бассейна, тоже помогала.
Так же, как и видеоигры для «Плэй стейшн», которые мне дал консьерж, и, разумеется, сладостные песни любимых исполнителей 80-х. Все четыре пункта вместе действовали, как два комплекта «Чудо-Близнецов»
[54]
, пробуждая… в некотором роде… очень-очень приблизительное чувство, что жизнь слишком приятна, слишком интересна и в ней слишком много кайфа, чтобы прыгать с балкона.
Я пребывала в ступоре, и не только из-за травки. Я в шоке. Поверить не могла, что Кайл оказался геем. Не могла поверить, что Шейн — гей. И не могу поверить, что Оливер — гей. Сделала еще одну затяжку, а затем прикрыла мордочку Евы, чтобы она не становилась пассивной курильщицей.
Шейн, моя первая любовь в колледже, был на год старше. Мы познакомились на вечеринке в студенческом клубе и встречались целую неделю. Его звали «Ковбой Шейнер», потому что он и в самом деле с ног до головы одевался во все «ковбойское». Он вовсе не рос на ранчо или что-то в этом роде, так что не знаю, откуда такая привязанность, но вечно носил ковбойские шляпы и жилетки. Если бы в то время мне сказали, что он окажется голубым, я бы расхохоталась вам в лицо. Шейн был настоящий жеребец. Боже, да у него были подлинные мохнатые ковбойские штаны, которые он таскал повсюду. Настоящий мачо.
Оглядываясь назад, я припоминаю, что порой Шейн действительно говорил нечто, что можно было бы истолковать как склонность к гомосексуализму, обрати я на это внимание. Он рассказывал, что влюблен в одного из своих приятелей. Ага, «влюблен». Натуралы бывают влюблены в своих приятелей? Я всегда думала, что запросто, но, возможно, ошибалась.
Что касается Оливера, № 8, должна признать, что всегда подозревала в нем некоторую «голубизну», если можно так сказать. В основном потому, что как раз перед нашим разрывом он был на свадьбе и…
Зазвонил телефон. Это Колин. Разговаривать не хотелось, но к тому моменту, когда мозг дал команду рукам не трогать трубку, они ее уже взяли. Из-за Т.Г.К.
[55]
в Т.Р.А.В.К.Е. я Т.О.Р.М.О.Ж.У. (Интересно, что по этому поводу сказал бы Р.О.Д.?)
— Позднего утра-а-а тебе-е-е, — приветствовала я Колина.
— Э-э… ты ведь знаешь, что ирландцы так не говорят, правда?
— Нет? Какая жалость! — огорчилась я.
— И ты ведь знаешь, что уже давно день, а?
— Правда? Какая жалость! — вновь огорчилась я.
Колин почувствовал неладное.
— Эй, ты в порядке?
— Зависит от того, что считать «порядком».
— Для начала голос у тебя слегка хрипловат.
— А, это потому, что я пела… — Я принялась напевать. — Всю ночь напролет! (Всю ночь!) Bay о! Ночь напролет! (Всю ночь!) Ого-го-о-о!
— О Бо…
— Пускай моя музыка звучит… звучит… звучит…
— Господи Иисусе…
— Слушай, а вот у меня вопрос. Ты когда-нибудь был влюблен в парня?
— Влюблен в парня? О чем ты, черт побери?
— Влюблен. В парня. Любил парня.
— Делайла, я не гей.
— Да. Я знаю. Мне просто интересно, влюбляются ли натуралы в других парней.
— А-а-а… тогда могу уверенно сказать «нет».
— Хм. Интересно. Тогда позволь еще один вопрос. Ты можешь с первого взгляда опознать, какой фирмы чулки на женщине?
— А, теперь понимаю, — успокоился Колин. — И кто из них был влюблен в парня?
— Ковбой, — призналась я.
— А который разбирался в чулках?
— Британец. Он изменил мне с другой, потому что, как признался, пришел в восторг от ее блестящих чулок.
С Оливером я встречалась, когда переехала в Чикаго и поступила в Школу института искусств. Оливер был родом из Лондона и говорил с заметным британским акцентом. Что бы он ни произносил, это звучало необыкновенно изысканно. Боже, как я любила его слушать! Иногда, когда он говорил, я прикрывала глаза и воображала, что он Хью Грант
[56]
. Ласковый голос звучал музыкой для моего слуха. И он так хорошо одевался, так элегантно и стильно. Всегда носил великолепные костюмы в тонкую полоску, как будто прямо с Сэвилроу. Нам с Оливером было так славно вместе. Мы ходили по магазинам, гуляли в парке. Он был отличным любовником. Но потом изменил мне с женщиной, которую встретил на чьей-то свадьбе.
— Он не сказал, что пришел в восторг от ее ног в блестящих чулках? — уточнил Колин.
— Нет, я в точности помню его слова. Он сказал, цитирую: «Ее чулки от «Живанши» были восхитительны! Я пришел в такой восторг, что едва не съел их!»
— Он действительно сказал «восхитительны»?
