Хотя мы с Уэйдом были ровесниками, он казался гораздо моложе. Я хоть и не образец зрелости, но детскость Уэйда разительно отличалась от моей. Ему нравились мальчишеские забавы, вроде игры в казаки-разбойники и в компьютерные «стрелялки». Понимаете, если бы существовали скаутские отряды для двадцатилетних, Уэйд, несомненно, был бы в них.
Сначала инфантильность Уэйда меня привлекала, но со временем начала меня раздражать. Больше всего бесила его любовь ко всяким кривляниям, особенно к шарадам. Нет, я, конечно, время от времени играла в шарады, как и все, иногда это бывает интересно. Даже забавно. Но Уэйд хотел играть не время от времени, он хотел играть в них постоянно, черт побери. Даже такая простая вещь, как поход в кино, превращалась в игру. Помню, как-то вечером я спросила, какой фильм он хотел бы посмотреть. Вместо того чтобы просто ответить, Уэйд поднял вверх один палец (первое слово), потянул себя за ухо (означает звук), присел и заковылял вперевалку, покачивая головой и хлопая себя руками по бокам.
— Утка? Лебедь? Индюк? — пыталась угадать я. Честно, не представляла, кто это. — Цыпленок? Курица? (Идиот?)
Не буду рассказывать вам, что пришлось пережить мне, сразу скажу — гусь, потому что похоже на «Дьюс», что означало желание Уэйда посмотреть фильм «Дьюс Биглоу». Поскольку я не собиралась смотреть «Дьюса Биглоу», через десять минут мы вернулись к пункту первому, и Уэйд вновь тянул себя за ухо, заставляя меня угадывать название следующего фильма. Нет, ну какой нормальный человек будет тратить время на такую ерунду?
Думаю, любовь Уэйда к шарадам объяснялась его желанием стать каскадером. То есть «изображение» чего бы то ни было — падения с лестницы или титров «Крутого Уокера» — было у него в крови. Это было его призванием, его мечтой.
В общем, Уэйд был с причудами, так почему же я встречалась с ним? Все просто: он был милым. С ним было безопасно. Привлекательный в стиле Алекса П. Китона
[24]
. Он выглядел так, словно сошел со страниц молодежного каталога. Парням типа Уэйда безразлично, в кедах вы или на шпильках. Им все равно, если вы брызгаете на блузку соусом от спагетти. С такими, как Уэйд, легко и просто.
В последний раз я встретилась с Уэйдом в канун Рождества 1999 года, когда он пригласил меня на ужин к своим родителям. В течение нескольких предыдущих недель отношения между нами были немного натянутыми — мы становились все менее терпимы друг к другу, дело шло к разрыву, но ни один не решался об этом сказать. Мы делали вид, что все нормально, поэтому я и приняла приглашение.
Оказавшись в доме родителей Уэйда, я сразу же поняла, что совершила ошибку. Уэйд вел себя со мной грубо, как, впрочем, и остальное семейство. Должно быть, он всем рассказал, что у нас проблемы, потому что никто со мной не разговаривал. Никто не предложил мне выпить. Никто не взял у меня пальто — все делали вид, будто меня вообще нет. Я чувствовала себя невидимым призраком, витающим в совершенно чужом доме.
Они все были чужими.
Все семейство по непонятной причине было буквально помешано на любимом Уэйде. Две младшие сестренки весь вечер не сводили с него сияющих глаз, как будто он какая-то знаменитость. Старший брат постоянно просил: «Покажи маме, как ты изображаешь Джима Керри, Уэйд!» или «Покажи папе, как ты боксируешь!» А глядя на родителей Уэйда, можно было подумать, что он — герой, вернувшийся с войны. Всякий раз, когда они смотрели на него, глаза их наполнялись слезами и в них читалось: «Как мы гордимся тобой, сынок!» или «Как мы счастливы видеть своего дорогого мальчика!» Не сочтите меня злобной, но я и вправду не понимала, что такого в Уэйде, чем можно так гордиться. Да, он хотел стать каскадером, но не стал — Уэйд работал помощником менеджера в ресторане «Фрайдис». И потом, он не в России жил. Мальчик жил на Манхэттене и виделся со своими родителями каждые выходные. Серьезно. Это даже мешало нашему общению с друзьями.
Когда подали на стол, к нам спустилась дряхлая бабушка Уэйда. Но с ней никто не заговорил и даже не заметил ее появления. Мне стало грустно — жаль, что семейство не любило ее так же, как Уэйда. Бабушка села рядом со мной, и, поскольку с нами никто не общался, между ней и мною установилось нечто вроде связи. Я попыталась завязать беседу, но, видимо, у нее об этом процессе было собственное представление. Казалось, она внимательно слушала все, что я говорила, но, когда доходило до ответа, открывала рот, словно собираясь что-то сказать, и тут же махала морщинистой ручонкой перед лицом и отворачивалась, типа «да ладно… забудь».
В семье Уэйда существовала традиция «благодарностей». Вот как это выглядело: каждый выбирал себе партнера и объяснял, за что ему благодарен. Мать Уэйда выбрала его отца, младшая сестренка — другую младшую сестренку, а Уэйд, вместо того чтобы выбрать свою подругу — человека, которого он пригласил в незнакомый дом, — выбрал своего братца. Мне досталась бабушка.
Знаете, меня восхищают дружные семьи, но от этих людей меня тошнило. Следующие двадцать минут я наблюдала, как каждый из них, со слезами на глазах, рассказывал своему партнеру, какой тот замечательный человек, а папаша Уэйда периодически восклицал: «Дух Рождества витает в воздухе!» Когда настал мой черед, я повернулась к бабушке и сказала: «Вы, должно быть, совершенно особенная женщина, если сумели создать такую любящую семью». Бабуля улыбнулась и кивнула, мне сразу стало легче. Я ждала, что она ответит мне добрыми словами, но вместо этого бабушка молча встала и вышла из-за стола. И все вокруг расхохотались, как будто это было забавно. «Во дает бабуля!» — выкрикнул папаша Уэйда. На миг я даже подумала, что странное поведение старушки поможет растопить лед по отношению ко мне, но, когда никто не занял ее место, я поняла, что ошибалась. Убрав со стола, все отправились в гостиную развлекаться, и я осталась в одиночестве. Никто не пожелал рассказать мне, какая я особенная, — меня будто наказали.
Излишне говорить, что я разозлилась. Они все просто дурно воспитаны. Едва я собралась сообщить Уэйду, что ухожу, как его мать откупорила бутылку вина и возвестила, что настало время играть в шарады. Когда я увидела реакцию семейства — они чуть не описались от радости (видимо, любовь Уэйда к этой игре наследственная), — я тут же передумала. Есть ли лучший способ провести вечер, чем напиться и смотреть, как кучка людей валяет дурака, верно? Я тут же схватила пустой бокал и попросила матушку Уэйда наполнить его.
По случаю праздника папаша объявил, что решил «оживить игру», велел каждому вырвать несколько листов из старых номеров «Ридерз дайджест» и положить их в шляпу.
— Вместо того чтобы, как обычно, угадывать названия фильмов и песен, мы будем изображать заголовки статей! — провозгласил он.
Это повергло семью в неистовый восторг. Все принялись топать ногами и хлопать в ладоши.
Шляпу пустили по кругу, каждый представлял выпавшее ему название, вроде «Разгульные каникулы» или «Остановить убийства полицейских». Они прекрасно проводили время, корча рожи и угадывая значения, а я прекрасно проводила время, выпивая и дразня участников. Да, именно так. Я тогда принимала лекарство от простуды, и оно, видимо, вступило в реакцию с вином, поскольку сначала я была в порядке, но уже в следующую минуту стала издеваться над семейкой Уэйда. Неподобающим образом дразнить всю семью. Я выкрикивала: «Как это можно не угадать, ты, тупой ублюдок?» и «И это ты называешь носорогом, глупая уродина?» Я не горжусь своим поведением в тот вечер, но пошли они все к дьяволу — я тоже особенный человек, черт побери!