Не знаю, чего я искала — возможно, решения своих проблем или божественного вмешательства, которое сможет превратить мою двадцатую попытку в девятнадцатую. Не знаю. Знаю лишь, что хуже, чем есть, не будет, а мне необходимо с кем-нибудь поговорить. Исповедь — не совсем то, что я имела в виду, но это единственный способ встретиться с влиятельным человеком.
— Благословите, отец, ибо я согрешила, — начала я. — Прошло… — Двадцать девять минус восемнадцать получится… — Девять лет со дня моей последней исповеди. — Нет, постойте, неправильно. — То есть одиннадцать. — Я никогда не была ловка в математике.
— В чем ваш грех? — вопросил священник. Хотя говорил он мягко и голос был приятным, я все же занервничала. Благодарение небесам, между нами была ширма, потому что лицом к лицу я не смогла бы вымолвить ни слова.
— Понимаете, отец… — Я не видела иного способа рассказать, кроме как выплеснуть все разом, поэтому закрыла глаза, сделала глубокий вдох и выпалила: — Я переспала с двадцатью мужчинами.
Ну вот, я сделала это. И уже почувствовала облегчение. Я подождала ответа.
И еще подождала.
И еще немного.
Священник, однако, хранил молчание. Чем дольше мы молчали, тем больше я беспокоилась, но потом меня осенило… наверное, он неправильно понял.
— Не за один раз, — пояснила я. — Двадцать разных мужчин за двадцать раз.
Да, так лучше. Это поможет ему заговорить.
Не помогло.
Время шло, священник не произносил ни слова, тишина становилась все более зловещей, когда я сообразила… наверное, он знает, что это не вся правда.
— И с одной девушкой, — добавила я. — Но она не считается. Это было еще в колледже, и только выше пояса… ну, вы знаете, как это бывает.
Знаете, как это бывает? Что за чушь я порю? Разумеется, ему неизвестно, как это бывает, — он же священник! Господи, какая я дура! У-упс! Прости, что поминаю Твое имя всуе.
Поскольку святой отец все еще молчал, в моем организме словно образовался порочный круг: я нервничала, от этого потела, поэтому от меня отвратительно пахло, что заставляло меня нервничать еще больше, и, следовательно, еще больше потеть. Я ощущала себя персонажем рекламного ролика из серии «и еще, и еще, и еще». Внезапно в голове зазвучала песня Мадонны, и я с радостью принялась мысленно подпевать, это помогало отвлечься: «Папа, не читай мне нотаций, я в большой беде. Папа, не читай мне нотаций, у меня бессонница. Как у девственницы (хэй!), которую потрогали в первый раз. Как у дев-ствен-ни-и-цы…»
Ну, и над кем я смеюсь?
Интересно, он еще там?
— Алло? — тихонько окликнула я.
Священник откашлялся.
— Я здесь, — проговорил он. — Просто задумался. Позвольте узнать, вы сожалеете, что переспали с этими мужчинами?
Я поразмыслила минутку.
— Ну, некоторые из них, конечно, были кошмарны. Но что касается остальных — нет, я не обо всех сожалею.
— Тогда в чем вы каетесь?
— Я сожалею в целом. Понимаете, я раскаиваюсь в том, что переспала с двадцатью мужчинами, так сказать, совокупно, но не в каждом отдельном случае.
— Тогда почему вы пришли сюда сегодня?
Я подумала еще минутку.
— Может, потому, что у меня нет психоаналитика?
Священника, очевидно, разочаровал мой ответ, и он шумно вздохнул. И тогда я поняла, что это была неудачная идея. Я не хочу, чтобы меня осуждали, не сейчас, не сегодня. Надо идти домой. Я встала.
— Постойте, погодите, не уходите, — заговорил священник, услышав, что я задвигалась. — Просто я несколько смущен, поскольку… не уверен, что понял, зачем вы пришли.
— Вы мне это уже говорили, — громко сказала я. В теле возобновился порочный цикл «и еще, и еще, и еще», лицо покраснело. Вчера выдался трудный день — почему бы сегодняшнему не быть легче?
— Да, вы правы, — отозвался священник. — Простите. Почему бы вам просто не рассказать мне, что вас так огорчает.
— Просто рассказать? — Я чуть помедлила. — Понимаете… этому так много причин.
— У меня достаточно времени, — сказал священник. И это прозвучало искренне, мило, успокаивающе. — Я здесь, чтобы помочь вам. Расскажите все.
— Все?
— Все.
— Вы уверены?
— Абсолютно.
— Ну ладно. — С этими словами я шлепнулась прямо на пол и начала рассказ — обо всем. Я не думала, что говорю и кому; слова лились сами собой. Я рассказала ему о десяти с половиной партнерах, собственной «многозадачности», шоколаде и эндорфинах. Рассказала о Тони Роббинсе, Элизабет Стерлинг, конфетах и Роджере. О Норме Рэй, «Дитя Судьбы», моей матери и ее друзьях. И об Эдварде, Дейзи и ее волшебном числе четыре. Я поведала ему обо всем — абсолютно обо всем. В одном длинном, со множеством придаточных, предложении изложила все. Закончив, я ждала, что он скажет что-нибудь — хоть слово, — но вновь напрасно. Что ж, он по крайней мере последователен.
Думаю, на этот раз я понимала, почему он молчит. Я ведь наверняка направлялась прямиком в ад, и он не хотел мне об этом сообщать. Ну да, дело именно в этом. Глубоко вдохнув, я приняла свою судьбу: воздержание длиною в жизнь, а потом сразу преисподняя.
Я поднялась, собрала свои пожитки. И когда я уже готова была уйти, священник наконец нарушил молчание. Но сказал вовсе не то, чего я ожидала. Он произнес… мое имя.
— Делайла?
Я в ужасе застыла. Я не только не бывала в этой церкви прежде, но до сегодняшнего дня даже не подозревала о ее существовании.
— Э-э, откуда вы знаете, кто я такая? — медленно, дрожащим голосом поинтересовалась я.
— О, э-э, я… простите, я просто… — пролепетал он в ответ.
Тут я начала кое-что понимать. Голос священника казался приятным и успокаивающим не потому, что звучал ласково; просто потому, что голос был знаком.
— Мы знакомы? — решительно спросила я.
— Можно и так сказать, — ответил священник. И я оторопела.
— Как это?
— Ну… мы вместе учились в школе.
— В школе? — удивилась я. — В какой школе?
— В средней школе.
— В средней школе? — Я все еще не могла поверить. — В Коннектикуте? Мы вместе учились в школе в Коннектикуте?
— Да. Меня зовут Дэниэл. Дэниэл Уилкерсон. Дэниэл?
Дэниэл Уилкерсон? Тот самый Дэниэл Уилкерсон? Священник?
О нет! О нет, о нет, о нет!
— Ты… э-э… священник?
— Да… — тихо отозвался он.
У меня внутри все оборвалось.
— Это было так давно, Делайла, — продолжал он. — В последний раз, когда мы с тобой встречались, мы…
