— Это же та блистательная партия, которой ты всегда хотела, — до того без иронии, что ДЛ удивилась, уловив в себе крохотную волну нежности.
— Но мама, — мягко, — велика вероятность, что он сумасшедший. Я знаю, за ним гоняется много разных людей, а есть и такие, о ком он мне даже не расскажет. Уже не первый год, я его сообщник по… Даже не знаю, как бы ты это назвала, международной преступности?..
— Господь дарует нам эти трудности, чтоб мы их преодолевали, Дэррил Луиз, это просто называется жить дальше. Да всем в глаза бросается, как ты ему нужна, как он тебя обожает, и боже милостивый — до чего ж он похож на япского Роберта Редфорда! Мне кажется, сумасшедшая из вас ты.
ДЛ так и не смогла себя заставить, ни тогда, ни потом, и рассказать матери, которая не уставала выспрашивать, в подробностях о том, как они встретились, — никаких японских борделей или Вибрирующих Ладоней, — ни о его воскрешении Машиной Пункутроном, ни об их ежегодных визитах в Приют Внимательниц Куноити на осмотры и переоценки их соглашения о партнёрстве — ничего подобного. Она понимала: начни рассказывать историю, так рано или поздно всплывёт и вопрос об условии без-секса, и благостные грёзы Норлин, вероятно, неотвратимо оспорятся, заработав ДЛ лишь материно презрение. Зачем в это лезть? Но оказалось, что это год, когда они с Такэси наконец передоговорились об условии без-секса, и ДЛ выяснила, чего ей недоставало все те другие годы.
— Ухьиии! — вот как она это выразила.
— Восточная магия любви! — Такэси повилял очками, которых не снимал, ей вяло, — точно?
Гмм, не вполне, но достаточно интенсивно, чтобы ей стало любопытно.
— Такэси, я не знала, что тебе так было… я не знала, что мне так было. Что происходит? — Даже после замены условия, им потребовалось несколько дней ехать, снова по «Ай-40», чтобы к этому вернуться, и если б она не была так неуравновешенна, то, вероятно, и не спросила б. Они расположились в апартаментах на крыше в вышине над Амарилло, на вечном ветру, солнце только закатилось в иномирные прозрачки желтизны и ультрафиолета, а другие краски неоновых вывесок загорались внизу по всей бескрайней сумеречносвещенной высокой равнине, и она теперь наблюдала за ним с заново очищенным вниманием, её светоносные волосы, на фоне заоконной простоты, фрактальным нимбом сложностей, что могут и никогда не закончиться… на такие вот мгновенья мужчин всегда просят отзываться бережно и чутко.
Но Такэси гоготал:
— Тебе — там надо было в первый раз побывать, лапуся моя, — не пришлось бы спрашивать! — Отнюдь не обижаясь, Такэси продолжал считать, что это забавно — она так сосредоточилась на убийстве Бирка той ночью в Токио, что совершенно упустила из виду сексуальную часть. И, по словам Сестры Рошелль, эта одержимость Бирком, что рано или поздно возникала легавым крейсером во тьме на любой дороге, куда б ни свернула её жизнь, также заражала дух ДЛ, служила крупным препятствием, на сей раз, к выполнению её истинного кармического дела.
— Которое в чём? — хватило у ДЛ наглости поинтересоваться.
— О, обычное путешествие из точки А в точку Б. Но что если у этого неприятного господинчика вообще никогда не было точки назначения, а только транспортное средство, может, только билет, да и тот контролёр вообще забыл прокомпостировать? — Ещё один коан, чтоб свести ДЛ с ума ещё дальше, только этого ей не хватало.
Что же до Такэси, Главной Ниндзетте удалось загнать его в угол, когда он лежал на Машине Пункутроне, весь подключённый, и некуда бежать, и пока струйный принтер перемещался по меридианам его голой кожи, откладывая разными цветами ярлыки триггерных зон, добавляя к ним индексы ссылок и китайские идеограммы, а Старшая Ниндзетка-Пункутех стояла наготове с указкой из слоновой кости, отмечая и комментируя процесс стайке подростков-новичков, все в белых ги и нарукавных повязках стажёров, Сестра Рошелль, как частенько в прошлом, теперь двинула Такэси ещё одной своей аллегорией, только теперь — о Преисподней.
— Когда Земля ещё была раем, давным-давным-давно, две великие империи, Преисподняя и Небеса, сражались за владение ею. Преисподняя победила, и Небеса удалились на положенное расстояние. Вскоре граждане Нижнего Царства начали слетаться на Оккупированную Землю по групповым экскурсионным тарифам, роиться по всему пейзажу в своих туристских и рекреационных автомобилях из асбеста, выискивать в лавках скидки из-за дешёвой рабсилы, фотографировать друг друга в синей и зелёной среде, которая не запечатлевалась ни на каких плёнках, что продаются в Преисподней, — пока вся новизна не замылилась, и посетители не начали понимать, что Земля — это совсем как дома, те же пробки на дорогах, неприятная пища, природа портится и прочая. Зачем уезжать из дома, чтоб тебе подсовывали второсортную версию того, чего и так пытаешься избежать? Поэтому туризм стал сокращаться, а потом Империя начала отзывать сперва своих управленцев, а вскоре и даже войска, словно бы втягиваясь внутрь, поближе к своим хтоническим кострам. Через некоторое время входы в тоннели стали зарастать, смазываться и вообще исчезать в зарослях сумаха и ягодных кустов, их накрывало оползнями, заиливало наводнениями, и уже лишь немногие одиночки — дети, местные дурачки — по временам натыкались на какой-нибудь, где-то в пустошах, но внутрь осмеливались проникнуть лишь до первых поворотов и потери наружного света. А потом и вообще все порталы в Преисподнюю скрылись наконец из виду, выжив лишь в местных байках, что передаются из одного поколения в другое, в грустных пересказах, где задаются вопросы, почему у нас больше никогда нет гостей, и приедут ли они когда-нибудь опять, в историях перегруженных и тёмных так же, как истории об НЛО эфирны и светозарны. И вечно им стыдно, у них не восторг НЛО, а совесть мучает, оттого что они почему-то недостаточно хороши для них, для той публики, что живёт в Преисподней. Вот так, со временем, Преисподняя превратилась в легендарную обитель греха и покаяния, и мы забыли, что изначально обещала она вовсе не наказание, а единение, с истинной, давно забытой метрополией Земли Неискуплённой.
Такова была история, и почти всё, с чем хотелось ей отправить их обратно наружу в конце того визита — в тот год, когда условие без-секса не пересмотрелось, в первый год, а чёрные хвойные вздымались за ними к крышке туч и нет их больше, когда это не казалось спуском — не вполне благо, хотя можно было определить, что Главной Ниндзетте интересно хотя бы в научном смысле, сумеет ли Младенец Эрот, этот коварный маленький дрочила, прибавить или убавить остроты на кромке касаемо неумолимых сил, кои неизменно налегали на ветер Времени вслед за партнёрами, бесстрастно их преследуя, обычно нагоняя, этих безликих хищников, что некогда взошли на борт самолёта с Такэси в небе, тех, кто заказал растоптать лабораторию «Чипко», кто, какие бы ресурсы Кармической Регуляции ни вводились в дело, покамест просто-напросто неколебимо стояли, как камни и без всякого юмора, за пределами причины и следствия, отвергая любые попытки сторговаться или приспособиться, следуя себе сквозь омуты ночи, где ничто больше не сдвигало обид, забытых всеми, кроме непосредственно ими одержимых, продолжая как тело отказываться покупаться за какую угодно цену, кроме полной, которой они так и не назвали. Но, по крайней мере, в ту ночь, когда Бирка Вонда переправили через реку, в ночь без никаких белых алмазов и даже куриного фена, иностранный чародей и его ассистентка, персик светловолосый, выбрались наружу, умыкнув пару невинных часов у суровых требований их Номера, с его имитациями неповиновения, ежевечерне и на утренниках, тяготению и смерти, и лишь оказались приторможёнными объятьем параноидных танцоров в неспокойной сердцевине толпы на гулянке в придорожном заведении, едва ль хоть один ‘тоид их там фактически заметил, столько всех вваливалось внутрь, столько всего происходило вокруг. Прибыло «Радио Танатоид» с вещательной бригадой транслировать и ретранслировать происходящее в другие гнёзда Танатойи там и сям по всей стране живых, «Прямое включение, хотя не обязательно живьём», как выразился диктор. Со шлейфом дизельного выхлопа подмахнул туристский автобус, вероятно, лишь заблудившись в ночи, и встал ждать, урча вхолостую, своих пассажиров, из коих некоторым суждено будет открыть, что они уже танатоиды, хоть об этом и не знали, и они предпочтут в итоге снова в него не садиться. Всем раздавали бесплатную, хоть и мелкую закуску, вроде мини-энчилад и терияки с креветками, а также разливные напитки по ценам счастливого часа. А группа «Пиксели Холокоста» нащупали резьбу, сиречь аттрактор, что была б хороша для всего транс-ночного перехода и дальше, даже если бы позднее не появились слабать вместе Билли Блёв и «Рвотоны», притащив с собой Алексея, оказавшегося русским Джонни Б. Добром, способным даже без звукоусиления переорать обе банды сразу.
