Книга Катали мы ваше солнце, страница 51. Автор книги Евгений Лукин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Катали мы ваше солнце»

Cтраница 51

Шумела на торгу незнакомая, вывернутая наизнанку жизнь. Там и сям мелькали смуглые греческие рожи, попадались и бледные, как поганка, варяжские. А уж торговали подчас этаким, чему и названия-то в родном берендейском наречии не подберешь. Одно утешенье – сволочан стало поменьше… Опасались сволочане теплынцев и правильно делали. Так что хлебушко на слободской торг привозили за них теперь все те же варяги и драли, псы, втридорога.

«Афедрон!» Вот ведь дожили! Язык уже свой природный забывать начали, того и гляди – вовсе на заморский лад заблекочем… Хорошее же слово – «забродыга»! Нет, надо им обязательно загнуть по-гречески – «охломон» [89] … А вместо «суматоха» – «катавасия» [90] … Впору уши затыкать.

* * *

Ежели достичь тех мест, где в теплую Вытеклу впадает мелкая, на диво студеная речушка Истерва, и пойти вверх по течению той речушки, оставив по правую руку Навьи Кущи, а по левую темный сосновый бор, то рано или поздно выбредешь к южным рубежам страны берендеев. Увидишь, как пишет на севере извечную свою дугу светлое и тресветлое наше солнышко, а, оборотившись, узришь нетающие сугробы Серой Сумеречи, где и берет начало тот слабенький ручеек, по берегу которого ты вышел на край света.

А ночью заполощутся на юго-востоке смутные сполохи, отблески незримого отсюда варяжского солнышка, у которого, сказывают, с нашим полдня разницы… Лета здесь, почитай, и не бывает. Как ни раскаляй добросиянное, как ни набивай его до отказа резными чурками – зябко, берендеи, зябко… Ну, не так, конечно, как на севере, в Черной Сумеречи, где и вовсе вечная мерзлота, но все же…

Понятно, что ни берендеи, ни варяги в эту глушь даже и не совались. Но вот однажды, а точнее молвить – сразу после смертного подвига богатыря Ахтака, тишина южного порубежья была порушена звоном стали и треском кренящихся стволов. Лес валили подряд, без разбора. Наскоро оттяпывали верхушку, отсекали сучья и сбрасывали хлыст в студеную Истерву. Кудыка лишь ужасался, глядючи на забитые ветвями и щепой просеки да на высокие некорчеваные пни. Сколько древесины пропадает ни за ковшик винца!..

Повелением Завида Хотеныча людишек снимали с отгрузки, с золы, а то и с желоба – и гнали на рубку леса. Каждый обух – на счету. Волхвы на капищах внезапно ожесточили сердца и за малейшую провинность принялись отправлять живых берендеев в преисподнюю. Скрипели вороты замшелых колодцев, голосили бабы. Под землей очумелым жертвам вручали новенькие топорики греческой выковки и, даже не дав очухаться, посылали на лесоповал. Отовсюду стягивались к снежным верховьям ватаги леших.

Кудыка чуял нутром, что здесь, на берегах Истервы, решается его судьба. Не железом, чай, махать заставили и не бревна таскать!.. Суровый Завид Хотеныч приказал своему любимцу изладить на порогах да на отмелях переволоки, чтобы лес шел к Вытекле бесперебойно. Не шутка, чай…

Целыми днями бывший древорез метался от одной излучины к другой, лаялся с десятниками, требовал людишек для земляных работ, ладил собственноручно плотины да вороты. За лишнее сброшенное в Истерву бревно готов был убить. На делянках его побаивались, а кое-кто уже начинал хвалить по изотчеству – Кудыка Чудиныч…

И лес шел по Истерве бесперебойно. На излучинах – ни одного затора. Единственное, чего Кудыка никак не мог уразуметь, – зачем рубим-то?.. Да еще в такой спешке…

На одной из просек повстречался ему старый знакомец – задумчивый леший Аука, поставленный старшим над небольшой ватагой лесорубов, набранной сплошь из берендеев, угодивших недавно в жертвенный колодец. Лешего они боялись до дрожи. Обрадованный Кудыка отвел друга в сторонку и робко кое о чем попытал.

– Зачем рубим?.. – переспросил Аука, уставив на древореза кроткие голубенькие глазки. – Ну а как иначе?.. С греками-то за кидало надо чем-то рассчитываться? Вот бревнами, стало быть, и платим… Да еще идолов они нам всучили мраморных… А у нас-то, кроме леса, и нет ничего…

– Каких еще идолов? – не понял Кудыка.

– Мраморных, – повторил Аука.

– А на кой они нам пес нужны-то?

– Да ни на кой, – молвил леший. – Просто греки-то, вишь, какой народ?.. Обсчитают, обмеряют и твою же сдачу с тебя возьмут. Раскумекали, что нам без кидала не быть, – возьми и приложи к нему идолов! Отдельно, мол, не продаем… У них-то у самих этих истуканов уж и девать некуда. Куда ни плюнь – истукан… Ну, розмысл с князюшкой покряхтели-покряхтели, да и согласились…

– А мы-то их куда денем?

Аука пожал плечами.

– Да на капище, видать… Зевес за Перуна сойдет, Афродитка – за Мокошь…

– А почему в верховьях рубим? – не отставал Кудыка. – По Вытекле тоже ведь лесу хватает. И плоты вязать сподручнее…

– Да этому-то лесу, что в верховьях, – безмятежно пояснил голубоглазый Аука, – все равно пропадать. Вымерзнет так и так…

Вечером в землянке Кудыка засветил лучину и, достав из сумы кожаную книгу с тугими застежками, принялся вновь елозить перстами по страницам. «Катапульта, сиречь кидало». Листнул, нашел чертеж, покачал головушкой… С одного конца хитро, с другого мудреней того, а в середке ум за разум заходит… И потом есть ведь уже у берендеев одно кидало – за Кудыкиными горами! Другое-то зачем? Про запас, что ли? Не иначе старое износилось, а теперь вот новое ладят…

Смутно как-то все, тревожно… И почему Аука сказал, что лес в верховьях Истервы вымерзнет? Кудыка нашел уголек и вывел на доске врытого в земляной пол стола овальчатый вселенный круг. Обозначил справа Кудыкины горы, слева – Теплынь-озеро, в середке пометил слободку и развалины мертвого города. Провел Сволочь и Вытеклу, дорисовал тоненькую Истерву… И вышло у Кудыки, что лес на южных рубежах вырубается клином, как бы разваливающим страну берендеев надвое… Ох, неспроста… Ну да ладно…

Наладчик затер чертеж рукавицей, книгу застегнул и отправил обратно в суму, а сам призадумался вдруг: как там старый дед Пихто Твердятич?.. Передали ему поклон от внука али как? Ну да раз сам Завид Хотеныч кому-то велел письмишко доставить – стало быть, доставили…

Топоры над речкой Истервой звенели все реже, треснула, пала с нарастающим шумом сосна…

– Кон-чай работу!.. – зычно объявил кто-то издалече. – А сучья завтра уж оттяпаем, поутру…

* * *

Отбросив поводья подручному отроку, князюшка теплынский Столпосвят ступил на Ярилину Дорогу и неспешно направился к капищу. Замшелые деревянные идолы, извлеченные из земли, громоздились ныне черной поленницей, и двое волхвов с высоко закатанными рукавами уже разнимали их на чурбачки двуручной пилой. А вокруг жертвенного колодца стояли теперь полукругом на тесаных основаньях голые гладкие истуканы из греческого камня мрамора.

Ретивый кудесник Докука трудился вовсю, отшибая у кумиров обухом мужские и женские признаки. Особливо его удручала срамная богиня Афродитка. Ну, что груди сколол – ладно, а вот руки-то ему чем не угодили?.. Ту стыдобу, что нельзя было отшибить, кудесник укутывал дерюжкой. Хотя, может, оно и правильно… А то больно уж на людей похожи идолы-то, ажно оторопь берет…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация