Когда Степе исполнилось восемь лет, Раиса
рассказала ему правду о Татьяне и повела мальчика в гости к родной матери.
Степа высидел томительный вечер, а потом перед сном обнял Раю и сказал:
– Ты моя разъединственная мамочка, а к
той я больше не пойду, противно у них.
Раисино сердце запело от счастья, честно
говоря, она рассчитывала именно на такую реакцию, но педагог взял в ней верх, и
она спокойно ответила:
– Нет, деточка, так не годится. Это
женщина, которая подарила тебе жизнь, она заслуживает если не любви, то хотя бы
уважения.
Степочка состроил гримасу, но покорно
согласился навещать несколько раз в год Татьяну. Делал он это не по велению
сердца, а по приказу. Приходил с тортом и, отсидев «протокольный» час, радостно
убегал.
Всю юность вокруг Степана роем кружили
девушки. Раиса Андреевна и тут оказалась на высоте. В пятницу вечером они с
мужем стали уезжать на дачу. Возвращались всегда поздно вечером в воскресенье.
На въезде в город тормозили у телефонной будки, и Раечка звонила Степе:
– Скоро будем, детка, – говорила
она, – примерно через час, вот только в булочную и молочную заедем.
Виктор целиком и полностью одобрял супругу:
– Правильно. Все равно с девкой в постель
ляжет, так пусть дома, в чистоте, а не в подвале или подъезде каком.
Предупрежденный звонком Казанова успевал
выставить даму сердца за дверь до прихода родителей, накладки не произошло ни
разу. Только однажды Виктор нашел на стиральной машине пакетик от презерватива.
Виктор показал находку жене и хохотнул:
– Молодец парень, головы не теряет!
А из очередной поездки в Германию отец привез
несколько ярких коробочек Степе.
– Держи подарок, только матери ни гугу.
Пользуйся на здоровье, полезная вещь. От заразы убережет и от последствий
нежелательных. Нам, конечно, внуков охота, да только молод ты пока, все хорошо
вовремя.
В застойные времена, когда родители, краснея,
не решались поговорить со своими детьми даже накануне свадьбы, подобное
поведение отца было удивительным, если не сказать, уникальным. Но Степан
привык, что дома его понимают и поддерживают, и счел поступок Виктора
естественным.
Впрочем, ни одна из девушек ему особенно не
нравилась, и он менял их словно тупые лезвия в бритвах. Девчонки рыдали,
приходили к нему домой, сидели на лестнице, и Раиса Андреевна частенько
зазывала брошенных любовниц на кухню, поила чаем и поучала:
– Гордость надо иметь. Отвернулся от тебя
кавалер, вида не показывай, наоборот, смейся, веселись, заведи роман с другим.
Пусть видит, как тебе хорошо, и локти кусает!
Девушки кивали, шмурыгали носом и уныло
бормотали:
– Степа – ловелас, просто донжуан.
– Мужчина полигамен, – не сдавалась
Раиса, – так исторически сложилось, и нечего его за это осуждать.
Но, ободряя и поддерживая брошенных девчонок,
учительница втайне гордилась сыном. Вот ведь какой вырос – красавец, умница,
ловкий ухажер.
Без всякого труда Степан кончил школу и сразу
поступил в Институт стали и сплавов. Родители мечтали о его научной карьере.
Потом приключилась неприятная история со
Светой Разиной, пришла повестка в милицию. Степан сходил в отделение и вернулся
чернее тучи.
– Видишь, что придумала, –
пожаловался он Раисе. – Врет, будто я у нее деньги брал и не отдал. Ну
зачем мне это надо?
Раиса Андреевна моментально поверила сыну.
Во-первых, Степан никогда не врал приемной матери и обо всех проказах
докладывал честно, будь то выбитое стекло или порванные брюки. Во-вторых,
деньги в семье лежали в коробочке, стоящей в бельевом шкафу. Купюры там не
переводились, и Степан мог превосходно взять нужную сумму, даже не отчитываясь
перед матерью.
В-третьих, Раиса даже предположить не могла,
для чего сыну могли понадобиться такие деньги. Его одевали, обували, давали на
карманные расходы…
Словом, поступок Светы выглядел отвратительно.
Правда, девушка нравилась Рае, но это еще не повод, чтобы втягивать парня в
сомнительные истории.
Раиса Андреевна, полная здорового негодования,
отправилась к следователю, но тот успокоил ее. Парень ни в чем не виноват,
Светлана созналась в содеянном и получит по заслугам.
Потом стали приходить письма из колонии, но
Рая рвала их, не читая.
Следующий повод для волнения возник, когда
Степан перешел на второй курс. Дело в том, что в соседней квартире проживала
хорошенькая Людочка, дочь более чем обеспеченных по тем временам родителей.
Папа – директор крупного гастронома, мать – заведующая обувной секцией ЦУМа. Воспитанный,
приветливый Степан очень нравился соседям, и они поощряли контакты своей дочери
с юношей. Им покупали билеты в театр или кино. Выйдя на балкон, отец и мать с
умилением наблюдали, как дети рука об руку идут к метро. Степа – в белой
рубашке и безукоризненно выглаженных брюках, Люда – веселая, в новом платье.
Красивая пара.
Потом однажды сосед, Иван Петрович, пришел к
Виктору и, потирая руки, сказал:
– Ну, готовимся к свадьбе. Людку в
туалете по утрам тошнит.
Но Степан наотрез отказался от отцовства.
– Я тут ни при чем, – качал он
головой, – ты же знаешь, папа, я всегда осторожность соблюдаю. Люда грех
свой прикрыть хочет, не спорю, она хорошая девушка, но мы с ней только в театр
ходили. Не воспитывать же мне ребенка неизвестно от кого. А еще противно, что
она врет, на меня младенца повесить хочет.
Виктор припомнил разноцветные коробочки и
безоговорочно поверил сыну. Младенец все же родился, как назло, непохожий ни на
Люду, ни на Степана. Соседи собрались провести генетическую экспертизу и
прижать предполагаемого папашу к стенке, но тут грянул гром. Директора магазина
посадили за растрату. Мама Люды испугалась до обморока, быстро поменяла
квартиру и уехала вместе с дочерью и внуком в неизвестном направлении.
На их место вселилась супружеская пара – пожилой
мужчина лет шестидесяти и девушка, по виду не старше двадцати пяти. Раиса
сначала думала, что это отец и дочь, потом выяснила: нет, муж и жена
Криволаповы, Мирон Сергеевич и Алена Михайловна. Впрочем, новая соседка просила
звать ее просто Аленой, и выяснилось, что ей тридцать два года.
