Лена влетела в прихожую, напевая веселенький
мотивчик, в руках у нее покачивались коробки с пирожными. Я вышла к двери, не
зная, с чего начать рассказ.
Хозяйка повесила курточку и бодро спросила:
– Почему у нас могильная тишина? Где все?
Фраза прозвучала двусмысленно, и я, не
удержавшись, ляпнула:
– Кондрата убили!
Лена разинула рот, потом хмыкнула:
– Кажется, до первого апреля еще месяц!
Ну и шуточку у тебя, Лампа!
– Ты не понимаешь… – начала я и осеклась.
Странное дело, но мы с хозяйкой вдруг перешли
на «ты», а до сих пор она меня иначе, как Евлампия Андреевна, не величала.
Следующий час мы сидели на кухне. Лена
безостановочно курила сигареты, а я только удивлялась, глядя в ее побледневшее,
но спокойное лицо. Честно говоря, я ожидала истерики, слез, обморока… Даже на
всякий случай приготовила валокордин, нашатырный спирт и отыскала телефон их
домашнего врача. Но Лена только смолила сигареты одну за другой и молча
смотрела в темное окно. Наконец, очевидно, приняв какое-то решение, она
отшвырнула пачку и сказала:
– Значит, так. Произошел жуткий, ужасный
несчастный случай, и надо постараться, чтобы правда не попала в газеты. Ванька
пока ничего не понимает, а когда станет старше? Представляешь, с таким грузом
жить – убил родного отца. Мне никогда не нравилась их дурацкая игра в войну,
все эти пистолеты… Давно знала, что они опасны… Лампа, ты можешь поговорить с
этим Славой? Пусть сообщает журналюгам, что Кондрат покончил с собой. Я заплачу
майору за молчание.
Я в изумлении уставилась на хозяйку.
– Но Кондрат…
– Кондрат… – раздраженно перебила меня
Лена и налила себе полный стакан коньяка. – Кондрат всегда говорил, что
писателя делает скандал. Чем громче орут газеты, тем больше тираж, вот пусть и
получит свой последний скандал!
И она выпила залпом.
– Но для самоубийства нужна
причина, – попробовала возразить я.
– Ха, – слегка заплетающимся языком
пробормотала Лена. – Мне надо Ваньку спасать, а Кондрату уже без разницы.
Как ты думаешь, согласится Анна Ивановна вдвоем с ним уехать на Кипр? У меня
подруга там школьная. Вышла замуж за киприота, девочку родила.
– Не знаю, – ответила я. –
Может, если хорошо заплатишь, хотя сейчас, наверное, с деньгами будет
напряженка!
– Ерунда, – отмахнулась Лена. –
Главное, Ваньку спрятать. На Кипр въезд без визы. Если няня согласится, утром
их отправлю… Лизку в закрытую школу сдам, хватит, намучилась. Господи, знала бы
ты, как мне было тяжело! Кондрат такой противный, эгоистичный, себялюбивый,
капризный и по большей части просто невыносимый. Лизка – дрянь избалованная,
вечное напоминание о прежней супруге! Гости дурацкие, гулянки, да я мечтаю
спать ложиться в десять! Я жаворонок, а Кондрат сова! А его мерзкая манера
ходить по дому в трусах? А отвратительные сигары? А любовь мыться в пять утра с
воплем: «Лена, потри спину!» Боже, неужели все наконец кончилось? Продам эту
дурацкую квартиру, куплю небольшую, трехкомнатную, нам с Ванькой хватит, и
заживу припеваючи!
– Тебе придется работать, – только и
сумела пролепетать я.
– Зачем? – изумилась Лена.
– Как, а деньги?
Вдова расхохоталась и вновь приложилась к
коньяку.
– Да у меня столько средств, что на три
жизни хватит, а в компьютере лежат двенадцать новых романов. Буду их продавать.
– Кому?
Она опять засмеялась:
– Наивняк ты, Лампа. У Кондрата
раскрученное имя, его книги приносят дикие прибыли издателям. Да только скажу,
что есть готовые детективы, – очередь выстроится! Я еще цены набивать
стану. В «РОМО-Пресс» намекну, что «Альфаиздат» переговоры со мной ведет, а в
«Альфаиздате» на «РОМО-Пресс» сошлюсь. Сразу гонорар и возрастет. Нет, с
деньгами полный порядок. Да еще за квартиру выручу, джип его идиотский, на
автобус похожий, мне не нужен, «Фольксвагеном» обойдусь.
– Значит, ты его совсем не любила, –
промолвила я в растерянности.
Окончательно опьяневшая Лена срыгнула и громко
произнесла:
– Я его ненавидела и думала, что этот
ужас продлится еще много лет.
– Но ты же его ревновала!
– Вовсе нет. Просто не хотела, чтобы какая-нибудь
баба увела его из-под носа. Охотниц на богатого муженька много, только деньги
должны быть мои.
– Родная дочь Кондрата имеет право на
часть наследства!
– Пожалуйста, – хмыкнула она. –
Только деньги-то у меня наличными, про них никто и знать не знает. Романы на
дискеты сброшу и спрячу. Что останется? Квартира и машина? Половина от всего –
моя, а от второй части еще половина Ванина, а уж остаток Лизкин. Вот и помещу
наглую девицу в закрытый интернат и буду из ее доли расходы отплачивать!
Я не нашлась, что возразить.
Утром, едва солнце выкатилось из-за горизонта,
ко мне в комнату быстрым шагом вошла Лена.
– Извините, Евлампия Андреевна, –
сухо и официально заявила хозяйка. – Понимаю, что бужу вас, но мне нужна
ясность. Вы будете работать дальше?
Я только хлопала глазами спросонья, плохо
понимая, что ей надо. Лена, очевидно, поняла мою заторможенность по-своему,
потому что прибавила:
– Мы договаривались на тысячу долларов в
месяц, но я буду платить полторы, если вы согласитесь жить здесь и избавите
меня от хлопот о Лизе, квартире и готовке. Не бойтесь, толп гостей тут больше
не будет.
– Вы вроде собирались продать
квартиру, – робко заикнулась я, тоже переходя на «вы».
Лена сжала губы:
– Сие возможно лишь через полгода, только
когда я войду в права наследства.
– Но вы хотели отдать Лизу в интернат!
– Девчонка пока останется тут! –
рявкнула хозяйка и вылетела в коридор.
Недоумевая, что могло случиться ночью, я
вылезла из-под одеяла и отправилась на кухню. Возле стола сиротливо валялся
Ванин башмачок. Я подобрала его и понесла в детскую. Здесь меня ожидало
неожиданное. Маленькая кроватка была аккуратно застелена, игрушки стояли на
полочке.
Я пошла искать Лену и обнаружила ее в кабинете
Кондрата, у компьютера.
– Простите, – кашлянула я.
Услыхав мой голос, вдова моментально закрыла
файл, но я успела увидеть слова «По локоть в беде» и поняла, что она
просматривала новый роман Разумова.
