– Ага, – завизжал Ваня, – готов
кот! Ура! Победа!
Мы продолжали молча пить кофе, слушая, как он,
ликуя, твердит:
– Папа, вставай, неси приз. Ну папа,
папулечка, поднимайся.
Внезапно мне отчего-то стало холодно. Звонкий
голос мальчика дискантом выводил:
– Папа, встань, а-а-а-а…
Услыхав отчаянный, полный ужаса плач, мы с
Анной Ивановной вылетели в коридор и на мгновение остолбенели.
Глава 3
Кондрат лежал на спине, широко разбросав в
разные стороны руки. Его тело занимало почти все пространство от спальни Лены
до кабинета. Джинсы задрались, и наружу торчала голая нога, густо поросшая
черными волосками. Почему-то при взгляде на беззащитно выставленную конечность
мне сделалось совсем нехорошо. Чуть поодаль, возле входа в гостиную, бился в
истерике Ваня.
– Анна Ивановна! – велела я железным
голосом.
Няня моментально кинулась к подопечному и
затарахтела, хватая того на руки:
– Пойдем, Ванюшенька, в детскую.
– Не хочу! – вопил мальчишка. –
Папочка, папулечка!..
– Папа устал, – быстро нашлась Анна
Ивановна. – Поспит и встанет.
Ванюша всхлипнул и сказал:
– А папочка никогда так раньше не делал.
– Вот сегодня и решил пошутить, чтобы
тебя напугать, – пела няня, утаскивая ребенка в глубь квартиры. –
Пойдем, сейчас приз дам.
Когда они ушли, я приблизилась на шаг к
литератору и спросила:
– Кондрат Федорович, вам плохо?
Но ответа не последовало, не раздалось даже
стона или слабой просьбы о помощи. Набравшись смелости, я подошла вплотную,
присела на корточки и заглянула в лицо хозяина. Глаза его были странно
приоткрыты, правый больше, чем левый, рот скривился на сторону и слегка отвис,
подбородок безвольно упал. Но самое страшное не это. На лбу, между бровями,
там, где индуски рисуют точку, виднелось небольшое, аккуратное красное
отверстие с чуть неровными краями.
Секунду я смотрела на дырочку и наконец поняла
– это след от пули. Странно, но крови почти не было.
– Кондрат Федорович, – еще раз,
отчего-то шепотом, позвала я, – пожалуйста, пошевелите рукой, если
слышите, или моргните.
Но писатель продолжал безучастно лежать на
спине. Произошло ужасное: играя в войну, Ваня убил своего отца. Чуть поодаль
валялся не слишком большой черный пистолет. Я с опаской посмотрела на него.
Горы прочитанных детективов твердо вбили в мою голову основную мысль: на месте
преступления лучше ничего не трогать.
Постояв в коридоре пару минут и поняв, что
Кондрат не дышит, я потянулась к телефону и призадумалась. Ясное дело, надо
звонить в милицию. Но куда? «Ноль два» как-то не хочется. У Кондрата широко
известное имя, он много писал о сотрудниках уголовного розыска, впрочем, все
менты у него выходили мерзкими людьми, взяточниками, прикрывавшими дела за
крупные суммы. Кстати, именно поэтому мне и не нравились его произведения. Дело
в том, что у нас с Катюшей есть приятель, майор Володя Костин. Мы тесно дружим
и даже ухитрились упросить нашу соседку Ниночку обменяться с Володей квартирой,
так что теперь проживаем на одной лестничной клетке.
Так вот, я могу абсолютно авторитетно заявить:
майор взяток не берет. А кто не верит, может приехать и полюбоваться на два его
обтрепанных костюма и весьма поношенные ботинки… Кстати, и среди его коллег
тоже нет сребролюбцев, работают ребята на совесть и страшно возмущаются, листая
некоторые романы.
– Очень хочется этому Разумову по шее
накостылять, – вздохнул как-то Володя, указывая на яркий томик. –
Все-то у него сволочи. Что не сотрудник МВД, то дрянь.
– Не спорю, – влез в разговор другой
майор, Слава Самоненко, – есть и такие, но ведь большинство работает
честно. Представляешь, как нам обидно!
Я промолчала. До знакомства с ними я черпала
свои знания о нашей доблестной милиции исключительно из детективной литературы,
и, честно говоря, человек в синей форме не вызывал у меня ни уважения, ни
восторга. И, только узнав Костина и Самоненко, я поняла, какие на самом деле
бывают сотрудники правоохранительных органов.
Звонить нужно бы только Володе, но завтра ему
исполняется сорок лет, круглая дата, почти юбилей. И мы сделали ему подарок –
купили путевку в Объединенные Арабские Эмираты, причем на целых три недели.
Март – месяц не самый приятный для отдыха, и начальство со спокойной душой
отпустило майора, так что он как раз сейчас прилетел в Дубаи и, может, уже
нежится на пляже и кадрит хорошеньких туристок, а я стою в чужой квартире возле
трупа известного писателя и проклинаю тот час, когда Катюше пришла в голову
идея об устройстве меня к этим людям.
Но ведь есть еще Слава Самоненко, он-то на
работе.
– Господи! – взмолилась я, тыча
дрожащим пальцем в кнопки. – Боже, сделай так, чтобы Славка сидел на
месте…
То ли молитва помогла, то ли криминальная
обстановка в городе разрядилась, но в трубке бодро прозвучало:
– Самоненко у аппарата.
– Славик, – зашептала я, чувствуя,
как к горлу приближаются рыдания, – Славик, тут такое случилось!
Через час в квартире Разумова было полно
народа. Кроме оперативной группы, явились еще съемочные бригады «Дорожного
патруля» и «Криминальной хроники» и несколько молодых людей с диктофонами. И
откуда только узнали! Впрочем, кончина Кондрата – лакомая тема для борзописцев
всех сортов.
Славка прошел на кухню, окинул взглядом
стройные ряды электроприборов и со вздохом пробормотал:
– Лампудель, можешь чайку сварганить или
хозяйка не разрешит?
– Здесь хозяйка та, кто на кухне, –
буркнула я и включила чайник. – Лене, то есть Елене Михайловне, все по
фигу.
– Где она? – поинтересовался Слава.
Я пожала плечами:
– Сказала, что в тренажерный зал уехала,
но мобильный все время сообщает: «Абонент отключен» или «Абонент временно
недоступен».
– Где она занимается?
Я вновь пожала плечами:
– Вроде в ЦСКА, там клуб шейпинга. Во
всяком случае, квитанции оттуда.
Тут в кухню вошел полный, неизвестный мне
дядька и позвал Славку.
Лена явилась лишь вечером, около десяти. Труп
Разумова унесли, я вымыла коридор. Ванечка, которому дали успокоительное,
крепко спал. Лизе тоже накапали валокордина, и девочка лежала в кровати.
Словом, в двадцать два часа в квартире стояла непривычная тишина.
