Конечно, как аукнется, так и откликнется.
Глава 16
Не успела дверь в квартиру распахнуться, как
я, памятуя урок, моментально заявила:
– Здравствуйте, девушка. Я корреспондент
«Мира литературы», позовите, пожалуйста, маму.
Сухощавая шатенка лет шестидесяти жеманно
хихикнула:
– Нора – это я.
– Не может быть! Ой, простите, –
залепетал мой язык. – Я думала, госпоже Киселевой за сорок, а вам и
двадцати не дашь!
– Душенька, – запела вдовица, –
здесь просто темно, вот сейчас войдем в гостиную, и сразу все станет на место.
Меня втолкнули в огромную комнату, забитую
антикварной мебелью красного дерева. Изо всех углов выглядывали этажерочки,
накрытые кружевными салфеточками, на стенах висели зеркала в пудовых бронзовых
рамах, но было чисто, пахло полиролью и французскими духами.
Усадив гостью на широкий, обитый темно-синим
шелком диван, хозяйка пристроилась на огромном елизаветинском стуле и
поинтересовалась:
– Ну, о чем поболтаем? Зачем я вам
понадобилась?
Следовало признать, что шестидесятилетняя дама
выглядела безупречно. Волосы подстрижены на самый модный манер и выкрашены в
светло-каштановый цвет, кожа гладкая, только у висков пролегли тоненькие
«паучьи лапки», рот пухлый и ярко-красный. Лишь глаза выдают истинные годы,
молодой, задорный взгляд не купить ни за какие деньги, да и косметические
операции тут не помогут. Интересно, сколько раз Нора обращалась к хирургам? По
моей оценке, не меньше трех. Круговая пластика лица, коррекция нижних и верхних
век, силиконовая инъекция в губы… Очевидно, еще и бюст подтягивала, грудь под
свитерком топорщится, словно у девушки. Правда, фигуру она сохранила сама.
Никакая липосакция не поможет, если лопать на ночь шоколадное мороженое и
сдобные булки с медом. А тело у Норы было безупречное, изящные ноги, которые
она не скрывала, нося более чем короткие юбки, не имели признаков варикоза.
Значит, она делала еще и склеропластику, чтобы избавиться от тромбофлебита.
Талия тонюсенькая, бедра узкие, руки точеные… Только это была не хрупкая
стройность восемнадцатилетней девушки, а сухощавость пожилой дамы.
– Ну, милочка, – заулыбалась
Нора, – теперь, конечно, вы видите, что мне тридцать пять!
– Невозможно поверить! – с пафосом
воскликнула я, отводя взор от ее глаз, как у состарившейся обезьянки. –
Невероятно, тридцать пять! Поделитесь секретом вашей молодости, а то я старше
вас всего на три года, а выгляжу драной мочалкой.
– Никакой особой тайны нет, –
горделиво ответила кокетка, бросая взгляд в одно из многочисленных
зеркал. – Просто следует помнить простое правило – никогда и ни о ком не
думать плохо, наполнить сердце любовью к людям, помогать друзьям в беде…
«И раз в год ложиться на операционный
стол», – про себя докончила я.
Но Нора, довольная произведенным впечатлением,
совершенно не подозревала о ехидных мыслях гостьи.
– Ну, слушаю, дорогуша, помогу, если в
силах…
Я принялась озвучивать придуманную по дороге
историю. Меня взяли в «Мир литературы» стажером, и я должна доказать, что
уверенно ориентируюсь не только в водовороте книжных новинок, но и в среде
самих писателей. Главному редактору на стол попала новая рукопись Кондрата
Разумова. И вот теперь мое начальство хочет, чтобы я открыла читателям тайну
зашифрованных имен. Вот, например, Нинель Молотобойцева…
– Нинка Кузнецова, – взвизгнула
Нора. – Ну такая дрянь, пробы поставить негде! Работает в Союзе писателей.
Сейчас вообще черт-те что происходит! Раньше творческое объединение литераторов
было одно – Союз писателей СССР, ясно и понятно, а сейчас их расплодилась целая
куча. По-моему, семь или восемь. Ей-богу, нет столько литераторов, сколько
союзов. Представляете, даже я про всех не знаю! Но Нинка еще из старых
аппаратчиц. Знаете, в прежние годы, ну, к примеру, в 1975-м, придешь в
московское отделение, а там сплошь женщины около тридцати работают. Зарплата
крошечная, чего сидят? А ответ прост. Хотят за писателя замуж выйти. На какие
только ухищрения не пускались, прямо на рабочем месте… Бывало, везло кое-кому,
вот один известный поэт всю жизнь прожил с буфетчицей из ЦДЛ в гражданском
браке… Кое-кто женился на нахалках по-настоящему, но Нинке приходилось
охотиться в другом лесу. Наши прозаики и поэты не желали с ней связываться.
– Почему?
– Дорогуша, дурная слава далеко впереди
бежит, – сплетничала Нора. – Знаете, какие она штуки с мужьями
проделывала?
Мне пришлось еще раз выслушать историю про
обмен квартир.
– А Владимир Кошельков – это кто? –
быстро вставила я, когда Нора перевела дух.
– Кошельков, Кошельков, –
забормотала дама, поправляя прическу. – Кошельков! Ну конечно, Владлен
Кошель, ударение на «о», Коґшель, а не Кошеґль. Такой мерзавец! Совершенно
аморальный тип.
– Да ну? – изобразила я
удивление. – Неужели?
– Слушайте, – азартно выкрикнула
Нора. – Все расскажу!
Владлен Кошель снискал в писательской среде
сомнительную славу «объедалы». Целыми днями мужик просиживал в холле
Центрального дома литераторов, поджидая знакомых, собирающихся трапезничать.
Ловил подходящий момент и с распростертыми объятиями кидался к «коллеге»:
«Дорогой, давно не виделись…» – Потом без долгих колебаний садился за столик и
спрашивал: «Не прогоните, посижу с вами…»
Самое интересное, что хитрый мужик точно знал,
к кому набиваться. Всегда выбирал мужчин, пришедших с молоденькими девушками.
Кто же захочет выглядеть в глазах дамы жмотом! Если подходящей кандидатуры в
ресторане не находилось, Владлен не унывал и шел в кафетерий. Словом, так и
жил, не тратясь на еду и сигареты. Пару раз особо нервные знакомые вламывали
наглецу в туалете по зубам, но Кошель не обижался и продолжал в таком же духе.
Правда, следует отметить, что за чужой счет
питался он только тогда, когда был, так сказать, в простое. Потому что, как
правило, Владлена обеспечивали дамы. Он находил себе любовниц вне писательской
среды, в основном его жертвами становились дочери военных, хорошо обеспеченные
мадемуазели около сорока лет. Им Кошель мог беззастенчиво врать про создание
гениальной поэмы «Руки любимой» и про подлых интриганов, из-за происков которых
нетленные стихи его не хотят печатать.
Неискушенные тетки первое время верили,
покупали ему костюмы, белье, кормили, поили и селили любовника на своих
роскошных, оставшихся от папенек-генералов, дачах. Потом трезвели и выгоняли
альфонса.
