Огромная, неопрятного вида бабища молча
кивнула, потом грубовато спросила:
– А завтрак-то кто подавать станет? Я его
только готовить нанималась, и к двери мне недосуг бегать…
– Сегодня к одиннадцати придет новая
горничная, – вздохнула Лена.
– Небось такая же лентяйка, как
Светка, – фыркнула кухарка и ядовито добавила: – Вы бы, Елена Михайловна,
сразу объяснили девчонкам, что Кондрат Федорович шутит и вовсе не собирается их
на самом деле в кровать укладывать.
Лена покраснела неровными пятнами, но тут в
кухню вошла полненькая девочка в пижамке с Микки-Маусами и капризно протянула:
– Мне не подали в постель какао.
Наташа отвернулась к плите и принялась
демонстративно помешивать ложкой в кастрюле какое-то варево. Лена сурово
глянула на падчерицу:
– Новая горничная придет только к
одиннадцати, так что придется подождать с завтраком. Впрочем, можешь сама себе
налить!
Лиза кивнула, подошла к сушке, вытащила
огромную синюю чашку, украшенную картинкой с Гуфи, и спросила:
– Где стоит какао?
– В шкафу, – кивнула Наташа.
Лиза вытащила желтую коробку с изображением
зайца Квики и поинтересовалась:
– Сколько сыпать?
– По вкусу, – весьма нелюбезно
ответила Наташа.
– А это сколько? – не успокаивалась
Лиза.
Лена вновь покраснела, и ее детское личико
приобрело злое выражение. Мне стало понятно, что супруге Разумова хорошо за
двадцать, а вернее, ближе к тридцати. Обманчивое впечатление тинейджера создает
субтильная фигурка и тоненький звонкий голосок. К тому же сейчас, когда мы
стояли на кухне, ярко освещенной утренним солнцем, было видно, что лицо хозяйки
покрывает ровный слой косметики, светлый тон и нежно-коричневые румяна. Макияж
был сделан искусно, но меня поразил тот факт, что он нанесен так рано. Кстати,
и ее волосы блестели как-то подозрительно ярко, наверное, напомаженные
парикмахерским воском.
– А какой у меня вкус? – не
успокаивалась Лиза.
– Три чайные ложки, – пробубнила
Наташа.
Девочка насыпала гранулы и продолжила допрос:
– Теперь чего?
– Воды долей, – велела кухарка,
потерявшая всяческое терпение. – И пей с наслаждением.
Лиза открутила кран и хотела сунуть кружечку
под струю.
– Боже, – простонала Лена, отняла у
нее чашку, взяла чайник, наполнила «Гуфи» и велела: – Иди к себе.
– Спасибо, – сказала Лиза и,
осторожно неся кружечку в вытянутой руке, ушла.
Мы с Леной вернулись в кабинет, и хозяйка
сказала:
– Значит, все, вы приступаете. Слава
богу, а то у меня от домашних забот голова кругом идет!
Потом она секунду помолчала и выпалила:
– Видали, какой спектакль устроила Лизка?
Вот уж актриса погорелого театра! А все потому, что какао с утра ей не подали.
Избалована сверх всякой меры. Я пробовала ее приструнить, но Кондрат любит
дочурку. Он не понимает, что только хуже ей делает, когда потакает во всем.
Я промолчала. Наверное, не слишком прилично
прислуге обсуждать членов семьи, пусть даже и с хозяйкой дома. Только мне
показалось, что Лиза не кривлялась, она на самом деле не знала, как разводят
какао. Да и откуда ребенку это знать, если ему все подают?
Через неделю я совершенно освоилась и
разобралась в ситуации. Бардак в доме и впрямь царил немыслимый. Кухарка Наташа
готовила плохо, еда у нее то пригорала, то оказывалась практически несъедобной.
К тому же наглая баба уверяла, что у Разумовых в день уходит две пачки
сливочного масла, бутылка растительного и килограмма три мяса, это не говоря о
деликатесах типа осетрины, шоколадных конфет и кофе. Домой кухарка уходила
поздно вечером с набитой кошелкой.
Я терпела до четверга, потом не выдержала и
спросила:
– Наталья, что у вас в сумке?
– А вам какое дело? – окрысилась
повариха.
Но я уже вытаскивала из торбы примерно полкило
карбоната, приличный шматок мяса и баночку икры.
– Тебе чего, больше всех надо? –
подбоченилась Наталья. – Твое, что ли, беру?
Я окинула взглядом ее неряшливую фигуру и
железным тоном отрезала:
– Вы уволены.
Потом припомнила прочитанные в юности романы
Голсуорси и добавила:
– Без рекомендации и выходного пособия. И
скажите спасибо, что я не обращаюсь в милицию по факту воровства.
– Да пошла ты! – гавкнула кухарка и
убежала.
Пришлось самой стать к плите. Без лишней
скромности признаюсь, что моя стряпня пришлась Разумовым по вкусу. Даже
молчаливый Кондрат, съев одну тарелку мясной солянки, попросил добавки и
сказал:
– Ленусик, наконец-то тебе удалось найти
человека, который готовит, как моя мама.
Новая горничная Марина не понравилась мне еще
больше, чем кухарка. Во-первых, девица без конца курила на кухне, и ей
приходилось по пять-шесть раз повторять одно и то же. Она весьма неаккуратно
убирала комнаты, тщательно моя середину и расталкивая пыль по углам. Но это не
главное. Основное, что вызвало мое здоровое негодование, – это ее наглое
поведение. Два дня Марина прислуживала за столом в брюках. В среду нацепила
мини-юбку и водолазку-стрейч, но, когда она в четверг появилась в столовой с
супом, у меня просто отвисла челюсть: наглая девчонка влезла в кожаные шортики,
нет, мини-трусики, два крохотных кусочка черного цвета, из которых вываливались
наружу весьма аппетитные ягодицы, колготок она не носила. Сверху на ней была
ярко-красная жилетка, застегнутая на две пуговицы. Руки обнажены, а из выреза
выпадала большая грудь, размера четвертого, не меньше, что было особенно
пикантно, если учесть небольшой объем бедер и осиную талию. Впрочем, при виде
«рокерши» рты разинули и остальные члены семьи, только четырехлетний Ванечка
спокойно возил ложкой по скатерти. Лена побагровела, а Кондрат хмыкнул. Глаза
писателя маслено заблестели, и он пропел:
– Деточка, какой там у тебя супчик?
– Куриный, – прошептала Марина и,
подойдя к хозяину, невзначай прислонилась к нему крутым боком. – Лапша…
– Наливай, – велел Кондрат и
покосился на девчонку.
Та улыбнулась.
Лена побагровела, но ничего не сказала. Я же
вошла после обеда на кухню и велела:
– Спасибо, Марина, но мы в ваших услугах
больше не нуждаемся.
