Студенты благосклонно закивали. Что ж,
профессора тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо. А Валентина Сергеевна
хоть и читала занудный предмет «История музыки», но была неплохой теткой,
абсолютно безвредной, только очень рассеянной.
– Извините, извините, – бормотала
она, выпутываясь из длинной шубы. – Итак, начинаем. На рубеже XVII и XVIII
веков в Италии…
– Простите, – робко кашлянула
пианистка Машенька Рогова. – Простите…
– Ну, в чем дело? – рассердилась
Валентина Сергеевна, крайне негативно реагирующая на то, что ее отвлекали от
лекции.
Деликатная Машенька покраснела и пролепетала:
– У вас это, юбка, то есть ну, в общем…
Валентина Сергеевна глянула вниз и обнаружила,
что стоит перед аудиторией в прелестной белой блузочке, заколотой у горла
настоящей камеей, и… в одних чулках. Несчастная взвизгнула, схватила шубу…
Мальчики деликатно отвели глаза. Преподавательница замоталась в каракуль и
сказала историческую фразу:
– Боже, какое счастье, что я нацепила
утром целые колготки!
…– Вам кого? – лениво поинтересовалась
девчонка.
– Ангелина Брит тут сидит?
– Она умерла, – спокойно ответила
корреспондентка, не отрываясь от монитора. – Если вы материал принесли,
давайте мне.
Пораженная полным бездушием, с которым
журналистка говорила о смерти коллеги, я решила изобразить ужас и воскликнула:
– Такая молодая! Отчего?
Девчонка дернула плечиком:
– Небось любовник пристрелил. Брит была
страшно неразборчивая, любого к себе в постель волокла, вот и допрыгалась.
– Вы ее хорошо знали?
Репортерша фыркнула:
– Я с ней не здоровалась, потому что
предпочитаю не иметь дело с людьми такого сорта! Если принесли материал –
кладите на стол. Нет, тогда не мешайте, у нас номер идет.
– Статьи нет, – пробормотала я.
– Тогда что вам надо?
– Видите ли, Лина одолжила мне крупную
сумму денег, я хотела отдать…
Нелюбезная собеседница отложила мышку и первый
раз посмотрела в мою сторону:
– Ангелина вам дала в долг?!
– Да, а что такого?
– Она вечно сама рубли сшибала,
нимфоманка!
Я растерянно стояла на пороге.
– Уходите, не мешайте, – процедила
девица, но потом сжалилась и добавила: – Спросите в соседней комнате Олю
Кондратьеву, вроде они дружили…
В расположенном рядом помещении несколько
человек ругались над огромным листом бумаги.
– Не лезет твоя заметка, – говорил
один. – Хвост висит.
– Отруби, – велел другой. –
Сколько хвоста-то?
– Сто строк, – буркнул первый.
Воцарилась тишина. Потом третий, черненький, с
длинными волосами, собранными в хвостик, хихикнул:
– Денис, ты что, с дуба упал? Да там во
всем материале не больше ста двадцати строк!
– Тогда вообще сниму и поставлю в среду.
– Сегодня последний гонорарный
день! – возмутился «хвостатый».
– Газета не резиновая! – отрезал
первый.
– Простите, – робко вклинилась я в
их беседу, – где Оля Кондратьева?
Мужики заткнулись и повернули головы. Взгляд у
них был отсутствующий, скорей всего они отреагировали на звук, не поняв смысла
вопроса.
– Оля где? – повторила я.
– На поминки уехала, у нас сотрудница
скончалась, – последовал ответ.
Поминки! И как я не додумалась! Ведь там явно
соберутся близкие знакомые Лины.
– А не знаете, где проходит прощание?
– Нет, – в один голос ответили двое,
а третий сказал: – У сестры Али, на улице Войскунского, дом семь, а квартиру не
помню.
Но номер квартиры мне не понадобился. Когда я
входила во двор, мимо проехал желтый автобус с табличкой «Ритуал». Возле
третьего подъезда он притормозил, и из пахнущих бензином глубин начали выходить
люди, в основном заплаканные женщины в черных платках. Одну, толстую и
неопрятную, вели под руки двое простоватых мужиков. Я пристроилась в хвост траурной
процессии и вошла в квартиру.
Как водится, на большом столе между мисками с
салатом «Оливье», тарелками с блинами и селедкой стояли тесной толпой бутылки
водки. Народ выпил, не чокаясь, закусил, потом повторил… Я внимательно
разглядывала гостей, всем было хорошо за сорок, даже ближе к пятидесяти.
Молодая дама только одна – не слишком красивая, носатая девушка с крепкими
ногами. Дождавшись, когда основная масса присутствующих отправиться курить на
лестницу, я подошла к ней и спросила:
– Вы Оля?
– Да, – дружелюбно ответила
Кондратьева.
– Дружили с Линой?
– Ну можно сказать и так, –
осторожно произнесла она.
– Ужас какой, – вздохнула я. –
Молодая…
– А вы ей кто? – полюбопытствовала
Оля.
– В общем, никто. Просто встречались у
Кондрата Разумова.
Она вздрогнула и нахмурилась:
– А Кондрат здесь при чем?
– Абсолютно ни при чем, – начала я
выкручиваться. – Просто я двоюродная сестра Лены Разумовой, вдовы…
– Надеюсь, вы не собираетесь устроить
скандал, – сухо буркнула Оля. – Лучше сдержитесь, место не слишком
подходящее, и потом, здесь родители, родственники, пожалейте их.
– Зачем мне начинать скандал? –
удивилась я.
Оля отвела глаза в сторону, помолчала, потом
процедила:
– Пойдемте в кухню.
В крохотной, едва ли пятиметровой комнатенке
она села на табуретку между грязной плитой и отчаянно тарахтевшим
холодильником, вытащила пачку «Мальборо» и отчеканила:
– Вы из милиции. Говорите прямо, что
надо.
– Вовсе нет. Лена Разумова моя…
– Ни одна из родственниц Елены Михайловны
никогда бы не пришла на поминки к Але, – вздохнула Оля. – Ну если
только с желанием устроить красивый скандал.
– Ладно, – сдалась я, – ваша
взяла. Только я работаю не в милиции, а в адвокатуре. А почему Лена
конфликтовала с Ангелиной?
