У нее не хватило мужества помешать ему взять ее ладонь в свою и поднести к губам. Когда с кем-то расстаешься, пусть случится то, что должно случиться.
— Ненавидеть тебя? — Ханнес улыбнулся. — Любимая, ты не знаешь, что говоришь.
Вот чего она опасалась: он не понимает, о чем она ведет речь. Причем следует отучать его называть ее любимой.
— Ну так как? — спросила Юдит, почувствовав, что пауза невыносимо затянулась.
— Ну так как? — усмехнулся Ханнес, будто в этих словах заключалась суть разговора и их полезно было повторить.
На языке у Юдит вертелось: мы определенно еще увидимся. И все же она, подкрепив силы болеутоляющей дозой напускного оптимизма, выбрала более мягкую формулировку: мы не потеряем друг друга из виду. Ханнес широко улыбнулся, обнажив все свои белоснежные зубы: нет, этого определенно не будет. Она встала и отвернулась, чтобы не дать ему возможности поцеловать себя на прощание, и направилась к выходу.
— Этого не будет, любимая! — прокричал он ей вслед.
2
Вечером Юдит поклялась смотреть все идиотские спутниковые телевизионные каналы до тех пор, пока мозг не превратится в студень, разумеется, с дополнительной помощью пары бокалов красного вина. Не хотела никого видеть, даже друзей. Ведь перед ними пришлось бы отчитываться в том, как профессионально она провернула разрыв с мужчиной. Все это она лучше сохранит при себе: Ханнес — Юдит не сомневалась, хорошо зная свои способности, — стал последним мужчиной, которого она попробовала длительное время выносить рядом, не влюбляясь слишком сильно. Еще раз она бы не решилась на повторение столь унизительного расставания.
Около десяти часов ее оторвал от одного из мыльных сериалов, прерываемых взрывами хохота за кадром, звонок мобильного телефона. Это было сообщение от Ханнеса: «Позволь иногда посылать тебе эсэмэски, когда на душе плохо?»
«Конечно, как только захочешь», — ответила Юдит, терзаемая совестью, но благодарная ему за скромную попытку преодолеть таким способом подавленное состояние. Сразу после этого Юдит отключила телефон.
Ночью она несколько раз просыпалась и проверяла, не лежит ли он рядом. В конце концов смирилась с тем, что выспаться не удастся, включила все светильники, надела наушники, чтобы ее не беспокоили шумы с лестничной площадки, привела в покой органы чувств путем произнесения начальных букв из новой книги Т. К. Бойла
[4]
и стала ждать, когда радиобудильник своим сигналом спасет ее от ночного кошмара.
Рано утром Юдит собиралась поспешно и деловито. Закрывая входную дверь квартиры, споткнулась от неожиданности: на дверной ручке висел пластиковый пакет с надписью «Для моей Юдит». Внутри лежали три завернутые в бумагу желтые розы, на бумаге неразборчиво «что эти…» и рисунок, происхождение которого трудно было не угадать — широкое сердце, каким его обычно изображал Ханнес. Сегодня же она должна разъяснить ему, что пора немедленно прекращать смущать ее цветами. Что он вообще забыл под ее дверью?
3
— Госпожа начальница, у вас болезненный вид, — поделилась своим наблюдением Бьянка утром при свете только что подвешенных люстр, которые доставили из Люттиха.
— Ошибаетесь, девушка, я просто плохо накрасилась, — усмехнулась Юдит.
На такой нехитрый аргумент Бьянка не нашлась что ответить.
— Госпожа начальница!
Уже по одному только тону Юдит поняла, что ученица готова сообщить неприятную новость. Бьянка: ваш друг был здесь и сказал, что очень спешит, тогда я спросила его, не могу ли я вам что-либо от него передать, а он ответил: да, у него есть для вас сообщение, и он просит передать, что любит вас больше всего на свете.
Час от часу не легче! И о таком мужчине Юдит когда-то мечтала! Бьянка передала ей цветы: три желтые розы и записку со словами: «… и эти…», обрамленными в жуткого вида толстое сердце.
Юдит удалилась в свою конторку и включила мобильный телефон. Нужно предотвратить дарение цветов в будущем. Пока телефон оставался выключенным, на него пришло одиннадцать новых сообщений. От Ханнеса. Одиннадцать сообщений с одинаковым текстом, слово в слово. Два часа тринадцать минут: «Мне нехорошо». Три часа тринадцать минут: «Мне нехорошо». Четыре часа тринадцать минут: «Мне нехорошо». Одиннадцать раз он сообщал, что ему плохо. С часовым интервалом, минута в минуту, невзирая на день или ночь. Через четверть часа он снова сообщит, что ему нехорошо. А если Юдит забудет или попробует вытеснить его из сознания, то он пунктуально напомнит о себе.
Она набрала его номер и присела на подвижный шкаф. «Ханнес, прошу тебя, прекрати! Не посылай мне больше этих серийных эсэмэсок, пожалуйста! В этом нет никакого смысла! И хватит дарить мне розы! Если я для тебя еще что-нибудь значу, то уважай мое решение. Поверь, мне тоже не по себе от всего этого. Но так должно было случиться. Прошу, прими это как данность!»
Остаток дня Юдит доработала кое-как. После звонка Ханнес прекратил заваливать ее эсэмэсками. Но в глубине души еще сидел страх перед цветочными атаками. По дороге домой Юдит не могла отделаться от устойчивого неприятного предчувствия, что Ханнес где-то рядом. Может, шел навстречу. Шли он вот-вот вынырнет из-за угла. Крадется за ней и уже наступает на пятки?
Предчувствие вынудило ее пойти окольным путем по соседнему переулку, где Юдит обычно парковала свой «Ситроен». Издалека она узнала продолговатую упаковку белого цвета, закрепленную под стеклоочистителем: три желтые розы, записка — фрагмент текста: «…и эти…» в рамке из сердечка, нарисованного толстым карандашом. Она постаралась утешить себя, что эти цветы Ханнес оставил до их последнего телефонного разговора.
Только когда входная дверь закрылась изнутри, Юдит стряхнула с себя напряжение, однако спокойствие продлилось недолго. Она прилегла на диван и позволила себе в целях расслабления небольшую светотерапию под роттердамской люстрой, проливающей золотой дождь, как тишину разорвал дверной звонок. Шок мгновенно перешел в ярость.
— Ханнес? — крикнула Юдит, поклявшись послать его к черту.
— Это я, фрау Грабнер, домоправительница, — раздлся напуганный женский голос. — Мне для вас оставили кое-что.
— Кто оставил? — спросила Юдит, смягчив голос, и открыла дверь.
Грабнер: приходил посыльный. Юдит: когда, если можно узнать? Грабнер: еще до обеда, около одиннадцати. Юдит: около одиннадцати… Большое спасибо, фрау Грабнер!
Цветы она сразу выбросила в помойку, не разворачивая. Новое послание в сердечке: «…розы…» Юдит задержала на нем безразличный взгляд, прежде чем порвать. По памяти сложила предыдущие фрагменты, и получалось: «Что эти и эти и эти розы…» Фраза не имела окончания. Значит, ее ждали новые подарки.
4
— Ты уже все собрала, любимая? — спросил он, моментально взяв трубку, будто ждал ее звонка.
