«Ну вот, теперь я знаю все об оборотнях. Они убийцы, и я
была права. Я, а не Ровена».
— Это займет всего минуту, — сказал Джереми, его
верхняя губа слегка приподнялась, а рот в этот миг показался неправдоподобно
большим.
Мэри-Линетт увидела бледно-розовые десны… Теперь она
понимала, почему этот голос был непохож на голос Джереми: из-за зубов.
Белые зубы в лунном свете. Зубы из ее сновидения… Зубы
вампиров даже сравниться с этими не могли! Огромные клыки, чтобы убивать,
сильные резцы для того, чтобы рвать добычу, а те, что в глубине, —
перемалывать ее.
Мэри-Линетт внезапно вспомнила, что отец Вика Кимбла
рассказывал года три назад. Он говорил, что волк может откусить хвост у
взрослой коровы так чисто, будто ножницами отхватить. И еще он жаловался, что
кто-то выпустил на свободу волкодава и тот режет его скот.
«Конечно, это был не волкодав, — подумала
Мэри-Линетт. — Это был Джереми. Я каждый день видела его в школе… а потом
ему нужно было идти домой — превращаться в такого зверя, какой он сейчас. Чтобы
охотиться».
А сейчас, когда он стоял над Эшем, обнажив зубы и тяжело
дыша, Джереми выглядел совершенно безумным.
— За что?! — взорвалась Мэри-Линетт. — Что он
тебе сделал?
Джереми взглянул на нее, и Мэри-Линетт снова охватил ужас. У
него были другие глаза. Только что их белки сверкали в темноте. Теперь белков
вообще не было. Глаза стали коричневыми с большими водянистыми зрачками… Глаза
зверя…
«Значит, ему вовсе не обязательно дожидаться
полнолуния, — подумала Мэри-Линетт. — Он может превращаться в волка в
любое время».
— А ты не понимаешь? — ответил он. — Неужели
никто не понимает? Это — моя территория.
Значит, все так просто. А они-то сходили с ума, спорили,
проводили детективное расследование! А оказалось, что это всего-навсего зверь
защищает свое пространство.
«Для охоты здесь тесновато», — так, кажется, сказала
Ровена.
— Они забрали мою дичь, — сказал Джереми. —
Моего оленя, моих белок. У них нет на это никакого права. Я пытался заставить
их уехать, но они не захотели. Они остались и продолжали охотиться.
Джереми умолк, но вдруг слух Мэри-Линетт различил новый
звук, едва различимый. Это было глубокое, утробное рычание, не прекращающееся,
как угрожающее гудение атакующего пчелиного роя. От него кровь стыла в жилах.
Так рычит собака, предупреждая о нападении. Секунда промедления, и она вцепится
вам в горло…
— Джереми! — закричала Мэри-Линетт.
Она рванулась вперед, невзирая на жгучую вспышку боли в
плечах. Но веревка держала крепко, и Мэри-Линетт резко отбросило назад. А
Джереми накинулся на Эша, как собака, как любое животное, рожденное, чтобы
убивать добычу зубами.
Мэри-Линетт услышала, как кто-то пронзительно закричал:
«Нет!», и лишь потом поняла, что это был ее собственный голос. Она сражалась с
веревкой, ощущая жжение во влажных от крови запястьях. Но она не могла
освободиться и не могла не смотреть на то, что происходило у нее перед глазами.
И все это время не прекращалось жуткое и злобное рычание, отдававшееся у нее в
голове и в груди.
Но вот овладевший ею ужас отступил, та часть ее существа,
которая оказалась сильнее паники, одержала верх. Мэри-Линетт вдруг взглянула на
все происходящее холодным и ясным взглядом, как будто со стороны. Она видела
горящую машину в клубах белого удушливого дыма; видела безжизненную фигуру Эша
на сосновой хвое; видела неясные очертания кого-то рычащего и мечущегося —
того, кем был сейчас Джереми.
— Джереми! — позвала его Мэри-Линетт. У нее
перехватило дыхание, но голос был ровным и… требовательным. — Джереми,
прежде чем ты сделаешь это… может быть, ты объяснишь мне, чтобы я все поняла?
Ты сказал, что хочешь этого. Джереми, помоги мне понять!
Она со страхом думала, что у нее ничего не получится, что
Джереми даже не услышит ее. Но он поднял голову, и Мэри-Линетт увидела его лицо
и кровь у него на подбородке.
«Только не кричи! Ни за что! — неистово твердила себе
Мэри-Линетт. — Не показывай своего страха. Ты должна отвлечь его
разговором, не подпустить близко к Эшу».
Мэри-Линетт украдкой шевелила руками за спиной, пытаясь
избавиться от веревки. Казалось, руки сами знают, что надо делать.
— Пожалуйста, помоги мне понять, — задыхаясь,
повторила она снова, стараясь удержать взгляд Джереми. — Ведь я твой друг,
ты это знаешь. Мы так давно дружим.
Бледные десны Джереми были измазаны кровью. Черты его лица
были человеческими, но в его выражении не было ничего человеческого.
Но вот его губы медленно опустились и прикрыли десны. Теперь
он стал больше похож на человека. И когда он заговорил, в голосе можно было
узнать Джереми.
— Что ж, начнем сначала, — проговорил он. — Я
присматривался к тебе давно, с детства, и видел, что ты тоже присматриваешься
ко мне.
Мэри-Линетт кивнула. Она больше не могла произнести ни
слова.
— Я всегда надеялся, что когда мы вырастем, то, может
быть, будем вместе. Я думал, что смогу объяснить тебе и ты поймешь. Поймешь все
обо мне. Я был уверен, что ты — единственный человек, который не станет
бояться…
— Я не боюсь, — сказала Мэри-Линетт, надеясь, что
голос у нее не слишком дрожит.
Она произнесла это, обращаясь к существу в рубашке,
запятнанной кровью, существу, которое припало к земле над распростертым телом.
Мэри-Линетт боялась даже взглянуть на Эша, боялась увидеть, насколько сильно он
ранен. Она не спускала глаз с Джереми.
— Думаю, что я смогу понять. Ведь это ты убил миссис
Бердок? Потому что она была на твоей территории.
— Нет. — В голосе Джереми появилось резкое
раздражение. — Она была просто старой женщиной. Она не могла охотиться. И
я не возражал против того, чтобы она находилась на моем пространстве. Я даже
делал для нее кое-что, например чинил бесплатно забор и крыльцо. Но потом она
сказала мне, что они приезжают. Ее племянницы.
«Точно так же, как она сказала об этом мне, — подумала
Мэри-Линетт, и ей стало все ясно. — Конечно же, он действительно был там и
чинил забор. Обычная случайная работа, которую он выполнял для всех».
— Я говорил ей, но без толку.
Мэри-Линетт вновь услышала этот звук — ворчащий рык. Джереми
весь напрягся и дрожал, и она почувствовала, что ее тоже охватывает дрожь.
— Больше трех охотников на таком маленьком клочке… Я
говорил ей, но она не слышала. И ничего не видела у себя под носом. И тогда я
вышел из себя.
«Не смотри на Эша, не привлекай к нему внимания», — с
отчаянием думала Мэри-Линетт.
Губы Джереми опять оттянулись назад, будто он приготовился к
атаке. В этот миг Мэри-Линетт вспомнила слова Эша: «Это произошло под влиянием
порыва». Да, Эш оказался прав: штакетник — первое, что подвернулось Джереми под
руку.
