Ручка шланга щелкнула в руке у Мэри-Линетт. Она поняла, что
замечталась.
— Что-нибудь еще? — спросил Джереми. «Дворники»
были чистыми.
— Нет… а впрочем, да. Ты не видел сегодня… Тодда
Эйкерса или Вика Кимбла?
Джереми протянул было руку, чтобы взять у нее
двадцатидолларовую банкноту, но его рука замерла в воздухе.
— Что?
— Я просто хотела с ними поговорить. — Мэри-Линетт
почувствовала, что краснеет. «О боже, он думает, что я собираюсь общаться с
ними… и что я совсем свихнулась, коли спрашиваю его о них».
Она поспешила все объяснить:
— Просто Банни сказала, что они могли отправиться вниз,
к ручью Бешеного Пса, вот я и подумала, что ты мог видеть их, может, еще утром.
Ведь ты живешь внизу, у ручья…
Джереми покачал головой.
— Я ушел в полдень, но утром не слышал никаких
выстрелов со стороны ручья. Впрочем, не думаю, что они вообще бывали там этим
летом. Я все время говорил им, чтоб они держались подальше от этого места.
Он произнес это спокойно, без всякого выражения, но
Мэри-Линетт вдруг почувствовала, что даже Тодд и Вик могли его послушаться. Она
не помнила, чтоб Джереми когда-нибудь участвовал в драках. Но иногда его карие
глаза становились страшными, и за спокойной внешностью этого парня проглядывало
что-то первобытно чистое и жестокое, которое, пробудись оно, могло сотворить
много зла.
— Мэри-Линетт, я знаю: ты, может, считаешь, что это не
мое дело, но… но я думаю, тебе лучше держаться подальше от этих парней. Если ты
действительно хочешь их найти, давай я пойду с тобой.
Мэри-Линетт почувствовала теплый прилив благодарности. Она
не могла принять его предложение… но с его стороны это было очень славно.
— Спасибо, — сказала она. — Это было бы
замечательно, но… спасибо.
Джереми пошел в здание станции за сдачей. Мэри-Линетт
смотрела ему вслед. Что он чувствовал, оставшись совсем один на белом свете в
двенадцать лет? Может быть, ему нужна была помощь. Может, надо было попросить
отца, чтобы тот предлагал ему какую-нибудь случайную работу по дому? Ведь он
выполнял ее для других. Но Мэри-Линетт понимала, что должна быть начеку:
Джереми ненавидел все, что пахнет благотворительностью.
Он протянул ей сдачу.
— Вот. Слушай, Мэри-Линетт…
Она взглянула на него.
— …если найдешь Тодда и Вика, будь осторожна.
— Я знаю.
— Я не шучу.
— Знаю, — сказала Мэри-Линетт. Она протянула руку
за сдачей, но он все еще не отдавал ее. Более того, он сделал нечто странное:
одной рукой раскрыл ее ладонь, а другой положил на нее счет и сдачу. А затем
сжал ладонь и удержал ее руку в своей.
Это мгновение физической близости удивило ее… и тронуло. Она
вдруг обнаружила, что смотрит на тонкие загорелые пальцы, крепко, но нежно
удерживающие ее руку, на его золотое кольцо с печаткой, украшенной черным рисунком.
Но еще больше она удивилась, снова взглянув ему в лицо. В
его глазах читалась забота… и, похоже, уважение. На какой-то миг ее охватил
внезапный и совершенно необъяснимый порыв рассказать ему обо всем. Но что он
подумает! Джереми очень трезво смотрел на вещи.
— Спасибо, Джереми, — сказала она, выдавив слабую
улыбку. — Береги себя.
— Это ты береги себя. Если с тобой что-то случится,
кое-кому здесь будет тебя недоставать.
Он улыбнулся, но Мэри-Линетт, уже отъехав от бензоколонки,
все еще чувствовала его тревожный взгляд.
Ну, и что дальше? Она потратила почти весь день на поиски
Вика и Тодда. А сейчас, вспоминая взгляд спокойных карих глаз Джереми,
спрашивала себя: что, если все это с самого начала было дурацкой затеей?
…Карие глаза… а какого цвета глаза у «большого блондинистого
кота»? Странно, но она не могла точно вспомнить. Когда он говорил о своей
старомодной семье, они были карими, а когда заявил, что любит девушек с норовом,
ей показалось, что они блекло-голубые. Потом эти странные глаза, словно лезвие
клинка, вдруг вспыхнули стальным блеском и стали холодными и серыми.
«Какого черта ты об этом вспоминаешь? Зачем тебе это нужно?
Хоть бы они у него были и оранжевые. Гони-ка прямо сейчас — домой! Нужно
подготовиться к сегодняшней ночи.
И как это Нэнси Дрю всегда находит людей, которых нужно
допросить?»
«Ну почему? Почему? Почему я?»
Эш уставился на желтые слезы кедра, застывшие в ручье.
Сверху на Эша глазела белка, у которой не хватало ума спрятаться от палящего
солнца. Позади него, на камне, ящерица подняла вначале одну лапку, затем
вторую…
«Это нечестно! Это неправильно».
Ему даже не верилось.
Ему всегда везло. Или, по крайней мере, всегда удавалось в
последний момент избежать беды. Но сейчас беда настигла его, это был полный
крах.
Его сила и власть, все, во что он верил… Как мог он утратить
все это за несколько минут? Из-за девчонки, возможно, даже ненормальной и
определенно более опасной, чем все его сестры, вместе взятые?
«Нет, — мрачно заключил он. — Нет, нет и нет. Не
за несколько минут. Всего за доли секунды».
Он знал так много девушек — прекрасных девушек! Ведьм с
таинственными улыбками, вампирш с дивной кожей, волосатеньких
девушек-оборотней. Даже смертных девушек с модными спортивными автомобилями —
славных девушек, которые никогда не возражали против укуса в шею. Почему же эта
оказалась не такой, как они?
Ну, значит, не судьба. Не вышло. Что толку рассуждать сейчас
о какой-то там несправедливости. Главное теперь решить, что делать со всем
этим. Просто опустить руки и отдаться на милость судьбы?
«Я соболезную твоей семье», — сказал ему Квин.
Возможно, все дело в этом. Эш стал жертвой редферновских
генов. Редферны постоянно влипали в неприятности: они на каждом шагу
спутывались с людьми.
Итак, он может дождаться Квина и выложить ему в качестве
оправдания все, что с ним случилось: мол, простите, я очень сожалею, но события
вышли из-под контроля, и теперь я даже не могу закончить расследование.
Если он так поступит, Квин призовет Старейшин, и они сами во
всем разберутся.
Внезапно Эш почувствовал, что весь напрягся. Взгляд его
прищуренных глаз устремился на белку… рыжей молнией она метнулась вверх.
Позади, на камне, замерла ящерица.
Нет, он не станет покорно дожидаться неминуемой кары! Он
сделает все, что в его силах, чтобы спасти ситуацию… и честь семьи.
Он сделает это сегодня ночью.
— Мы сделаем это сегодня ночью, — сказала
Ровена. — Когда совсем стемнеет, перед восходом луны. Перенесем ее в лес.
