— Она еще вернется к нам в салон, — заверила всех Эдит Касперсон. — Они всегда возвращаются.
— Кто они? — не понял Сэм.
— Влюбленные, — глубокомысленно произнесла Эдит. — Эти глупцы, потерявшие рассудок от любви.
Эвери закатила глаза и улыбнулась Селии. У них троих сформировался свой маленький клуб. «Вдовы выбирают „Покойную почту“» — футболки с таким слоганом хотел заказать для них Дэш. И обозначить отношение каждой из них к браку: Эвери — за, Эдит — против, Селия — воздержалась.
— Я не воздерживаюсь от идеи брака, — уточнила Селия, — я воздерживаюсь от разговоров с мужем. Я любила его при жизни, но общаться с ним после его смерти не хочу. Как бы там ни было, Сэм, пойдем с нами. Мы собираемся в ресторанчик при Художественном музее, на котором, кстати, висит вывеска с твоим именем.
Она была права. На здании музея во весь фасад красовались три буквы его имени
[18]
. Сэм улыбнулся, но предложение отверг.
— Понимаю, дорогой, — сказала Эвери, легонько сжав его руку.
Сэм подозревал, что она действительно понимает, хотя бы отчасти.
— Но тебе нужно дышать свежим воздухом. Нельзя же все время работать.
— Почему?
— Это не идет тебе на пользу.
— Почему?
Эвери посмотрела на него с такой нежностью, что ему стало больно дышать.
— Мы будем очень осторожны, Сэм, ты ведь знаешь. Мы не собираемся хохотать во весь голос. И тебя не заставим смеяться, если ты не захочешь. И не заставим говорить о ней. Или, наоборот, позволим тебе выговориться. Или просто будешь сидеть и молчать. В том ресторанчике подают отменный томатный суп с жареным сыром. И чего-нибудь крепкого налить могут. Пойдем! На глаза Сэма навернулись слезы — Эвери была так похожа на его мать. Речь шла не о внешнем сходстве, конечно. Сэму не хватало воображения, чтобы представить, как его мама выглядела бы сейчас: со старомодной прической и одетая как зрелая женщина, с морщинками у глаз и седыми волосами, с очками для чтения, свисающими на шнурке. Эвери смотрела на него с тем же выражением, с каким смотрела бы на него мама, будь она рядом, — с болью и сожалением, почти равными тем, которые испытывал он сам. Взглядом, полным любви и беспокойства. Отчаянно желая помочь.
Эвери нежно дотронулась до его щеки, и Сэм почувствовал, будто он снова маленький мальчик.
— Пойдем с нами, дорогой! — звала она, и Сэм уже был готов сделать исключение, как вдруг Эвери добавила: — Тебе нужно выйти на воздух и побыть немного среди настоящих людей.
— Она настоящая, — мрачно буркнул Сэм, отстраняясь от Эвери.
— Ты понимаешь, что я имею в виду.
— А ты понимаешь, что имею в виду я.
Любовное письмо
…
Дорогая Мередит!
С этого все и началось, не так ли? С очень естественного человеческого желания написать письмо любимому человеку после его смерти. С того, что это письмо нужно куда-то отправить. Ведь теперь, когда ты умерла, я люблю тебя не меньше, чем месяц назад, когда ты еще была жива. До того как мы все это затеяли, до того как я все это придумал, когда смерть еще означала, что ты никогда больше не увидишь любимого лица и не услышишь любимый голос, не было ничего удивительного в желании сесть и написать, а затем отправить письмо.
Надо полагать, подобное желание возникает оттого, что люди верят: после смерти мы попадаем в какое-то определенное место. Каждый представляет его по-своему. Но будь то рай или ад, облако с ангелами или загробный мир — это конкретное место, а значит, туда можно послать письмо. Или тут обратная закономерность. Давным-давно люди хотели написать письмо умершим, и для этого им пришлось выдумать миф о загробной жизни, а затем придумать язык.
По большей части, а точней, практически все время я жалею о том, что мы сделали. Но посмотри, сколько всего человечество изобрело до нас: символы, слова, звуки, письменность, приборы для письма и бумагу. Люди придумали способ передавать друг другу сообщения — вырубив слова на скале, нацарапав их на пергаменте, написав на бумаге, зашифровав с помощью компьютера и отправив на лошадиной упряжке, автомобиле, самолетом, по воздуху, по невидимым проводам. Столько человеческих сил вложено в изобретение и усовершенствование средств коммуникации, призванных перекинуть мостик через разделяющую нас пропасть, потому что, кажется, мы погибнем, если не сможем ее преодолеть! Когда-то давно люди считали невозможным постичь чужой язык, точно так же до недавнего времени общение с мертвыми считалось чем-то невероятным, но эволюция не стоит на месте, и человечество, движимое любовью, все равно пришло бы к этому, рано или поздно. И тогда с кем-нибудь неизбежно случилось бы то, что случилось с нами. Остается жалеть лишь об одном — о том, что мы заварили всю эту кашу, а не кто-то другой, и мы же расплатились за это.
Мерд, за всю историю человечества, начиная с того, кто первым на земле потерял дорогого и близкого человека, и до наших времен, не существует никого, кого я смог бы полюбить сильней, чем люблю тебя.
С любовью,
Сэм
Школьный бал
Келли Монтроуз собиралась на школьный бал вместе с Дэвидом Молдом, но перед тем, как отправиться на танцы, они зашли в салон. Келли хотела показать отцу Дэвида и свое бальное платье. Эдит постаралась, чтобы у Келли было совершенно особенное платье, какого ни у кого больше не будет. Дэш бегал вокруг и снимал все на видео, раздавая указания в стиле голливудского режиссера малобюджетных фильмов, с которым он недавно начал встречаться. Сэм стоял рядом и изо всех сил старался не расплакаться. Вплоть до этого дня Селия была непреклонна и отказывалась видеть проекцию мужа, но тут она не устояла. Ей так хотелось бы положить голову Бену на плечо и со слезами на глазах смотреть, как их малышка, внезапно повзрослевшая, уходит на свой первый школьный бал. Подставить плечо Бен не мог (за него это сделала Эвери), но Селия хотя бы увидела его лицо. Проекция Бенджамина Монтроуза с трудом справлялась с поступающей информацией. У Келли никогда раньше не было бойфренда, поэтому Бен не знал, как реагировать. В его электронной памяти было множество фотографий Келли, но на всех она казалась еще совсем маленькой девочкой. Бен кое-как вышел из ситуации, высказав общее одобрение и проявив умеренный энтузиазм. Однако Келли с мамой остались не очень довольны. Зато Сэм реагировал так, как реагировал бы Бен, будь он жив: он улыбался, смотрел на Келли и гордился ею, сдерживал слезы и боролся с желанием отвести Дэвида в сторонку, чтобы узнать, серьезны ли его намерения, и намекнуть ему, что Келли обязана вернуться домой в строго оговоренное время, иначе парню не поздоровится.
