Джон оторвался от игры в космическую стратегию и принялся объяснять, что их фирменный софт – самый дешевый на сегодняшнем рынке, и что все прогрессивные пользователи, которые с умом, обязательно должны сделать правильный выбор, угадай с двух раз, в чью пользу!
Они с немочкой переглянулись. Немочка скучала. Толстый американец был явно не в ее вкусе. А худой подобострастный русский – не ее уровня.
Джон улыбнулся ей краешком губ.
И она тоже улыбнулась и отвела глаза.
Когда гости отошли, Джон взял у Мэгги визитницу и посмотрел карточки.
Дэвид Вулфорд. Шеф департамента зарубежных представительств Си-би-эн.
Это была визитка толстого.
Игорь Аранович. Вице-президент ЗАО «Останкино-телемедиа-груп».
Это была визитка худого и подобострастного.
Астрид Грановски. Генеральный директор Московского представительства Си-би-эн-ньюс.
Это была визитка улыбчивой немочки.
И точно! Джон не ошибся. На обороте она накарябала номер своего мобильного телефона.
Джон набрал номер. Гудок. Соединение.
– Это из «Ипсвич Софт Интертеймент», меня зовут Джон, мы знакомы по бизнесу.
– Я узнала. Чем могу помочь?
– Помогите решить проблему одиночества.
– Каким образом?
– Давайте вместе поужинаем, а потом вы разделите со мной двухспальную койку в мотеле, о’кэй?
Они дежурно перепихнулись и расстались с вежливым разочарованием.
Астрид сразу затосковала по своей картине, изображавшей худенькую девушку в белых чулках…
Джон еще раз поклялся себе, что больше не станет изменять Скотти. Тем более – с бабами.
И Бог наказал за измену. Горе обрушилось с неожиданностью июльской грозы. Мотоциклист сбил Скотти, когда тот, сойдя с автобуса, переходил дорогу. По-школьному выскочив на проезжую часть перед самой мордой красного дабл-деккера «Бритиш Лэйлэнд». И налетевший из-за автобуса мотоциклист убил его своим пластмассовым шлемом. Угодившим в голову и мгновенно размозжишим ее.
Одного шлем спас. Другого убил.
Джон не трансформировал свое горе в гнев на незадачливого мотоциклиста. Просто проплакал три дня кряду.
Фазэр Майкл в своем заключительном слове сказал:
– Роберт представлял собой новое поколение англичан, новое поколение, которое отходит от вечных традиций семьи и брака. Он жил жизнью, которою теперь живут многие англичане. И наша христианская терпимость – это выполнение заветов Господа, который говорил: «не осуждайте». Не будем же и мы осуждать. А что касается трагической внезапности смерти Роберта, то не следует нам видеть в этом какую-то кару Господню. Бог человеколюбив и бесконечно милостив. И мы верим, что Роберт скоро увидит Его.
Джон снова расплакался, выходя из церкви.
А дома в Беркенсвич старина Хью налил ему кружку горячего «инстант-супа».
– Поешь, поешь, Джонни. Когда моя Лиз умерла, я не мог есть три недели, я потерял пятнадцать фунтов веса, я едва не умер.
Джон сидел, уставившись в одну точку, двумя ладонями обхватив горячую кружку с супом.
– Знаешь, Джонни, это великое очищение, великий катарсис, когда ты теряешь близкого человека, – сказал Хью.
– Что? – не слыша, переспросил Джон.
– Когда от тебя уходит любимый человек, ты вместе с любовью к нему отдаешь Богу часть своего сокровенного, часть того, что принадлежит Ему...
Джон ничего не понимал, но кивал и машинально отхлебывал из горячей кружки.
– Душа человеку не принадлежит, она дается ему только на временное сохранение. А когда ты любишь человека, ты даешь ему часть того, что тебе не принадлежит. Но если этот твой возлюбленный умирает, значит, Бог принимает от тебя часть временно данного тебе и как бы одобряет твой жизненный выбор… – Джон думал про себя: «Что за бред!» – Блудники раздают душу маленькими частями своим временным любовникам. И к концу жизни у них ничего не остается. Пустая грудная клетка, где нет души. Всю раздали своим любовникам… И пропала душа! Но если уходит из жизни единственный, в кого ты влил свою душу без остатка, – то душа твоя не пропала…
Джон не понимал.
Он думал, что теперь он обречен на вечное одиночество. Никто не будет его так любить, как любил Скотти.
И Джон снова заплакал. Ему было стыдно своих слез, и было еще стыднее, когда старик Хью вдруг обнял его за плечи и тоже разрыдался.
Они плакали, как плачут две женщины в момент сердечного сочувствия, когда сердца, омываясь слезами, облегчаются от горя. Джону было стыдно своих слез, но он припал к груди старика и, не сдерживая рева, шмыгал носом и морщил лицо. Старый натурал Хью плакал по своей Лиз, а молодой педик Джон рыдал по своему Дубль-Скотти.
И какая разница? Богу важны сами слезы.
Глава 10
Конь ты мой, коник малый,
Где твои стремена?
Мне бы тебя понежить –
Да за плечами нежить,
А полночь темным-темна…
Витезслав Незвал
Как-то вспоминали старики из Дойзал-Юрта старинные истории. Один из них рассказал про джигита, который уходил на коне от погони. Когда же коня под ним застрелили, вспорол своему коню брюхо, кишки выкинул, а сам туда залез. Враги подъехали, видят, что спрятаться джигиту вроде негде, а того и след простыл. Не сквозь землю же он ушел? Не в лошадиное же ушко пролез? Самый хитрый из них приметил, что кишки конские подле лежат. Так не в брюхо ли он залез? Выхватил кинжал, ударил по брюху, а оттуда… жеребенок. От того жеребенка пошла порода удивительно сильных, выносливых и умных лошадей.
Другой старик сказал, что история была на самом деле похожая, но не совсем. На самом деле было вот как. Скакала девушка на кобылице, а за ней гнались недобрые люди. Кобылу под девушкой застрелили, она же, распоров брюхо, в живот и спряталась. Когда же враги стали ее искать, то самый опытный догадался, брюхо лошади рассек, а оттуда белый жеребенок. Вот откуда пошли кони белой масти, самые красивые и преданные человеку.
Долго тогда спорили старики и сошлись только в одном, что давно это было.
Дута вел белого арабского скакуна по лесной тропинке, которая, как бы ленясь, то и дело увиливала в сторону, но все-таки поднималась постепенно вверх по горному склону. Он вел коня бережно, выбирая легкий путь, даже старался не хромать.
Все оказалось значительно проще, чем он себе представлял. Дута просто вывел белого арабского скакуна за ворота конезавода, сказав сторожу, старику Нури, что хочет прогулять Терека. Старик Нури ничего не заподозрил, наоборот, похвалил его за заботу о коне. Дута даже расстроился, что все произошло без приключений, без отчаянной погони. Вот бы белоснежный Терек посрамил всю эту хваленую буденновскую породу, оставив преследователей далеко позади.
