– Может быть, ты и права, – промолвил Сунь Укун. – Но об одном тебя молю. Прочти заклинание «снятие обруча», сними этот обруч с моей головы, и я навсегда вернусь в свою пещеру Водной завесы.
Гуаньинь, смеясь, ответила:
– Заклинание «сжатие обруча» я узнала от Будды Татагаты, а вот заклинание «снятие обруча» мне неведомо.
– В таком случае, – сказал Сунь Укун, – я сам отправлюсь к Будде и попрошу его избавить меня от этого обруча.
– Постой! – сказала тут богиня. – Дай я взгляну, что ждет монаха Сюаньцзана в ближайшем будущем.
Богиня замерла на миг, и дух ее устремился в три небесные сферы: сферу настоящего, сферу прошедшего и сферу будущего. Ее всевидящее око ярко засияло и взор проник в неведомые дали, витая в необъятных просторах Вселенной. Затем она промолвила:
– Сунь Укун! Наставнику грозит смертельная опасность. Скоро он призовет тебя на помощь. Ты оставайся пока здесь и жди меня, а я отправлюсь к Сюаньцзану и попрошу его простить тебя, чтобы вы благополучно завершили великое паломничество за священными книгами.
Сунь Укуну ничего не оставалось, как повиноваться.
Между тем Танский монах, Чжу Бацзе и Шасэн продолжали свой путь. Сюаньцзана мучили жажда и голод, но вокруг не было ни одного селения, только дикие горы, и Чжу Бацзе не мог раздобыть для наставника ни крошки еды. Воды поблизости тоже не оказалось.
Искать ее отправился Чжу Бацзе, но, поскольку он долго не возвращался, Шасэн оставил учителя одного и пошел разыскивать Чжу Бацзе.
И вот когда Сюаньцзан тяжело вздыхал, сидя у края дороги, перед ним появился Сунь Укун, держа обеими руками фарфоровую чашу.
– Наставник! – сказал Сунь Укун. – Утоли пока жажду этой прохладной водицей, а я пойду найду для тебя пропитание.
– Не стану я пить твою воду, – сердито отвечал Сюаньцзан, – лучше умру от жажды! Убирайся!
– Так ведь без меня тебе не добраться до Запада, – не унимался Сунь Укун.
– Отстань от меня, несносная обезьяна!
Тут Сунь Укун разозлился и стал поносить наставника:
– Ах ты, лысый осел! До чего же ты злющий!
Он отбросил фарфоровую чашу и со всего размаху стукнул Сюаньцзана посохом по спине. Тот замертво повалился наземь, даже не охнул. А Сунь Укун подхватил оба узла, вскочил на облако и был таков.
Чжу Бацзе как раз спускался по южному склону горы, когда вдруг увидел в ложбине хижину, скрытую от посторонних глаз горными отрогами. Чтобы не испугать обитателей хижины, Чжу Бацзе принял вид пожилого монаха и, тяжело отдуваясь, словно страдая одышкой, направился к хижине и стал просить подаяние.
В хижине домовничали две женщины, которые собирались отнести в поле мужчинам еду. Выглядел Чжу Бацзе таким несчастным, таким болезненным, что женщины пожалели его и до краев наполнили чашу для подаяний кашей. Чжу Бацзе обрадовался, схватил чашу и пустился в обратный путь.
Вдруг он заметил Шасэна, который шел ему навстречу.
Чжу Бацзе выложил кашу в подол Шасэну, набрал в чашу чистой прозрачной воды из ручья, и оба они, радостные и довольные, поспешили к наставнику.
И что же они увидели! Танский монах лежал ничком на земле, белый конь громко ржал, бегая вокруг, а узлы и коромысло исчезли.
– Все ясно! – завопил Чжу Бацзе, колотя себя в грудь кулаками. – Это разбойники, которых Сунь Укун не успел прикончить, явились сюда, убили учителя и унесли поклажу!
У Шасэна сердце разрывалось от горя, когда он смотрел на мертвого учителя, а из глаз неудержимо лились слезы.
Он осторожно положил учителя на спину, прижался щекой к его щеке и вдруг почувствовал на своем лице горячее дыхание.
– Чжу Бацзе! Иди сюда! – вне себя от радости закричал Шасэн. – Наставник жив!
Танский монах пришел в себя и рассказал своим ученикам о том, что приходил Сунь Укун.
– Он хотел напоить и накормить меня, – сказал Сюаньцзан, – но я отказался и велел ему убираться. Тогда он разозлился и как стукнет меня по спине своим посохом!
Услышав это, Чжу Бацзе даже заскрежетал зубами от злости. Потолковав между собой, они решили оставить учителя в той самой хижине, где Чжу Бацзе выпросил подаяние, и не мешкая отправиться на поиски пропавшей поклажи. На этот раз они застали в хижине только старуху. После долгих просьб и уговоров старуха пустила монахов в дом и даже вскипятила для них целый жбан чая. После трапезы Сюаньцзан спросил:
– Кто же из вас отправится на поиски поклажи?
– Я, – сказал Чжу Бацзе. – Я знаю, где находится гора Цветов и плодов и пещера Водной завесы.
– Нет, вы вечно ссорились с этой гнусной обезьяной, и ты ничего не добьешься. Пусть лучше пойдет Шасэн!
Шасэн без лишних слов согласился, выслушал напутствия учителя и на облаке полетел на гору Цветов и плодов.
Три дня и три ночи мчался он на облаке, примчался к великому Восточному морю-океану, пролетел над островом бессмертных и вскоре увидел окрестности горы Цветов и плодов. Он поднялся на облаке к одной из вершин, увидел тропинку, спустился вниз и пошел по этой тропинке. Вскоре до его слуха донесся шум – это галдели обезьяны, которых было на горе великое множество. Пройдя еще немного, Шасэн увидел Сунь Укуна – он сидел на высоком каменном постаменте и, держа обеими руками большой развернутый лист бумаги, громко читал нараспев:
– «Мы, император Ли великого Танского государства в восточных землях, повелеваем нашему царственному младшему брату, праведному монаху Чэнь Сюаньцзану, направиться в Западные страны, в государство Тяньчжу, на Чудодейственную гору, где находится Сопо – обитель Будды, и там, в великом храме Раскатов грома, поклониться самому Будде Татагате и попросить у него священные книги, ибо, когда нас поразил злой недуг и душа наша попала в подземное царство, владыка сего царства вдруг явил сострадание к нам и продлил срок нашего пребывания на Земле. За это решили мы широко распространить благодеяния Будды и возвести в нашем царстве храмы и монастыри для спасения от грехов. Нам явилась златая в облике своем богиня милосердия – Гуаньинь, избавительница от горя и страданий, указавшая нам, что в Западной стране живет Будда, а у Будды есть священные книги, которые спасут от кары и избавят от несчастных перерождений. Посему повелеваем названному выше монаху Чэнь Сюаньцзану отправиться в далекий путь за тысячи гор и испросить упомянутые книги и священные заповеди.
Коли в Западных государствах и царствах, через кои доведется ему проходить, не искоренены добро и благость, пусть сия грамота послужит пропуском.
Дано в счастливый день осенью тринадцатого года эры правления Чжэньгуань великой Танской империи».
Сунь Укун прочел все это раз, другой, третий от начала и до конца. Шасэн сразу смекнул, что он читает дорожное свидетельство Танского монаха, подошел ближе и громко крикнул:
– Что это ты вдруг вздумал читать дорожное свидетельство нашего наставника?
