Чичо подошел к внешней двери, пошарил по ней лучом. Лишь
сейчас Алеша заметил, что на ней тоже маленькие кругляшки – кодовый замок.
Специалиста это не смутило. Он стал набирать знакомое сочетание цифр: шестерка,
тройка, шестерка, восьмерка, двойка и снова…
Итальянец еще не успел повернуть последнюю ручку, как дверь
вдруг шикнула и поползла.
Невозмутимый Чичо издал удивленное восклицание.
– Давай, давай! – поторопил Козловский
перегородку, которая, впрочем, и без того двигалась довольно быстро.
Что за чертовщина?!
С той стороны в темноте сияли два фонаря. Слабый лучик,
сочащийся от головы специалиста выхватил из мрака две круглоглазые хари со
слоновьими хоботами.
Люди! В противогазах!
– Леша, бей! – крикнул штабс-ротмистр. –
Засада!
Трудно было понять, кто выстрелил первым.
Два ярких фонаря погасли сразу. Лампочка на лбу итальянца
тоже, причем со стеклянным звоном.
Вспышки одна за другой раздирали тьму, по стали и камню
чиркали рикошеты, но грохота выстрелов и визга пуль Алеша не слышал – сразу же
заложило уши.
– Scheise! – орали из черноты. – Получи, гад!
Mamicko!
А Романов в сражении не участвовал. Всё время, пока шла
пальба, он, вжавшись в угол, пытался больной рукой взвести затвор своего
«штейер-пипера». Когда, наконец, получилось, стрельба уже стихла.
– Алеша! Ты живой? – донесся глухой, как через
подушку, голос.
Зажегся фонарь, пошарил вокруг, заставив Романова
зажмуриться.
– Ты что скрючился? Ранен?
– Стыдно… – Алеша чуть не плакал. –
Провозился, ни разу не выстрелил… Чертова рука.
– Пустое. – Луч переместился на тело,
раскинувшееся на полу. – Э-э, говорун-то наш… Прямо в лампочку всадили.
Царствие небесное… Кто это такие были? Охрана?
Он шагнул за дверь.
– Посвети-ка.
Двое в противогазах лежали в разных позах: один на спине,
другой ничком. Штабс-ротмистр сдернул с них резиновые маски. Присвистнул.
По усам Алеша узнал майора Фекеша. По рыжему бобрику – его
помощника, обер-лейтенанта Воячека. Рядом с последним валялась сумка, из
которой рассыпались инструменты, в том числе и небольшая дрель…
– Поджидали нас австрияки, – заключил
штабс-ротмистр. – Хорошо мы с тобой фонарей не включили, а то составили бы
компанию бедолаге Чичо.
– Нет, Лавр. Они не ожидали нас тут встретить. Два
человека для засады маловато. Ошалели не меньше нашего. И пистолетов наготове
не держали. Опять же инструменты у него, видишь? Ничего не понимаю…
Козловский почесал подбородок.
– Да нет, всё понятно. Австрийцам надоело платить
Зоммеру деньги. Пришли к тому же выводу, что и мы: лучше забрать всё и даром.
Великие умы мыслят сходно. – Он развел руками. – Но беднягам не
повезло. Они наткнулись на меня.
Он поднял голову, прислушался.
– Однако странно. Звукоизоляция, конечно, дело хорошее,
но неужто на первом этаже не услышали этакой канонады? Идем-ка отсюда подобру-поздорову.
Нам еще по веревке спускаться.
Однако лезть из окна не пришлось – штабс-ротмистр и его
помощник вышли цивилизованно, через дверь.
Покойные майор и обер-лейтенант при всей невезучести, видно,
были мастерами своего дела. Охранники, все шестеро, лежали мертвые: двое в
доме, четверо в саду.
«Дом Эшеров какой-то», с содроганием подумал Алеша,
оглянувшись на ворота разгромленной биржи.
Прощание победителя
Вещи были собраны. Посередине номера, в скромном на вид, но
исключительно прочном и даже водонепроницаемом саквояже, лежал бесценный трофей
– вынесенные с зоммеровской виллы материалы. Козловский предпочел бы держать
саквояж при себе, но у князя перед отъездом еще оставались неотложные дела,
поэтому стратегический груз остался на попечении Романова.
По приказу командира, Алеша был обязан не выпускать
картотеку из поля зрения вплоть до самого отъезда. Отлучаться из номера
запрещалось.
А Романов никуда и не отлучался.
Еще до рассвета, когда возбужденный и торжественный князь,
лично уложив документы, ушел к себе, Алеша послал через коридорного записку
госпоже Нинетти.
Она прибежала тотчас же.
Было всё: слезы, страстные объятья, клятвы, снова страстные
объятья и снова слезы. Но теперь и плакалось совсем по-иному, не то что во
время предыдущего расставания.
Это было прощание не жалкого неудачника, а победителя.
Возлюбленная смотрела на него не с состраданием – с
восхищением. Он обнимал ее не с отчаянием последнего «прости» – с уверенностью
в будущем.
Задержать любимого Клара не пыталась. Она была умница, всё
понимала.
Ему следовало покинуть страну до того, как на вилле
обнаружат побоище и в Сан-Плачидо съедется вся верхушка швейцарской
криминальной полиции. Род занятий герра Зоммера для компетентных инстанций
секрета, конечно, не составляет. Круг подозреваемых определится быстро. Но к
тому времени русских уже и след простынет. Как говорится, ищи-свищи.
Про главное Клара спросила, когда до отъезда оставалось лишь
четверть часа.
Алексей был уже в пиджаке, она же всё тянула – будто
боялась, что, одевшись, разорвет связывающую их нить.
– Пора, – нежно сказал он. – Сейчас носильщик
придет за чемоданами.
Медленно встав с кровати, она взяла панталоны и лиф.
– Помогай пуговицы… Когда ты вернешься?
И замерла.
Романов уже знал, что ответит – он всё продумал.
– Вернуться сюда я не смогу. Ты сама ко мне приедешь.
Теперь наши для тебя всё, что захочешь, сделают. Ты нам так помогла!
Он не удержался, стал целовать ее плечо возле бретельки. Но
Клара вывернулась, юркнула в постель и натянула на голову одеяло.
– Ненавижу прощаться, – всхлипнула она. – Я
усну, пока ты здесь. Я быстро сплю, как дубина.
Алеша улыбнулся:
– Надо говорить «как бревно». Носильщики все равно
разбудят.
– Если я уснула, меня из бомбы не разбудишь.
– Из пушки, – поправил он. – Спи, бревнышко
моё.
Невероятно, но через какую-нибудь минуту из-под одеяла
донеслось ровное, сонное дыхание. Он наклонился – спит! По-настоящему спит!
И очень хорошо. Просто отлично. Самая лучшая, самая умная из
женщин!
