— Болит голова… — тихо, словно самому себе, сказал он. — Опять болит голова… — Александр встал. — Простите, друзья, я пойду и лягу.
Телохранители последовали за ним. Но в зал вошел фессалиец Мидий, один из друзей Александра.
— О царь! — удивился он. — Неужели ты идешь спать? А я пришел за тобой. У меня собрались хорошие люди и столы накрыты. Я очень прошу тебя — почти нас своим присутствием, выпей с нами вина!
Александр любил Мидия: этот человек, вместе с фессалийскими войсками, много помогал ему в его завоеваниях. Александру хотелось лечь, он чувствовал, что силы покидают его. Но Мидий так просил… И по лицам друзей, стоявших кругом, он видел, что им тоже очень хочется пойти к Мидию. И он согласился.
Пирушка была веселой. Царь и сам развеселился, тоска словно растаяла, и голова перестала болеть.
Во дворец он вернулся на рассвете. Ему было нехорошо. Все тело полыхало жаром.
Он выкупался в прохладном водоеме. Нехотя поел. Но когда лег, жар снова охватил его. Начала бить лихорадка.
Он уснул тяжким сном. Он снова шел в пустыне Гедросии, увязая в раскаленном песке; он снова томился смертельной жаждой, и губы у него засыхали и трескались… Проснувшись, он едва поверил себе, что лежит во дворце, в прохладной спальне, и что амфоры с водой и вином стоят на столе — много воды, много вина…
Александр хотел встать, чтобы принести жертву, которую приносил ежедневно. Но голова закружилась, и он снова упал на подушки. Слуги увидели, что он болен. Попросили разрешить им позвать врачей. Александр не позволил:
— Ничего. Это пройдет. Я просто устал. Отнесите меня к алтарю.
Его прямо на ложе отнесли к алтарю, на котором приносили жертвы богам. Он встал, положил на алтарь мясо… С помощью слуг добрался до большого тронного зала и лег — здесь легче дышалось. Обеспокоенные этеры царя, его военачальники толпились в соседних покоях. Посылали к царю врачей — он гнал их. Он не болен. Он просто устал.
Но Александр был уже тяжело болен. Он лежал неподвижно до самых сумерек, еле прикоснувшись к еде. Туман заволакивал его сознание. Снова возвращался и мучил его нестерпимым жаром кошмар пустыни. Воин подносил ему воду в шлеме; он хотел пить, язык прикипел к гортани… Но он выливал эту воду в песок. Красная, раскаленная пыль душила его. В сумерки Александр открыл глаза. Сад дышал весенней прохладой, полной запаха цветущих деревьев. Он приказал позвать военачальников.
Испуганные, встревоженные, стараясь прятать свою тревогу, они собрались к его ложу.
— Выслушайте мои распоряжения, — сказал царь голосом слабым, но непреклонным, — готовьте войско к походу. Сухопутные войска выступят через четыре дня. Флот, с которым пойду и я, отплывет через пять дней.
Движением руки он отпустил их. Они вышли безмолвные, омраченные.
— Надо врачей… — уже выйдя из зала, шепотом переговаривались они.
— Как пришлешь врачей? Он гонит их.
Врачи находились тут же, во дворце. На все вопросы телохранителей они отвечали, что это несомненно лихорадка, которую излечивать они не умеют. Только сильный организм может победить ее. А царь очень изнурен, у него уже нет жизненных сил…
Мрачные фигуры халдеев появлялись то в садах, то в дальних покоях дворца. Появлялись и исчезали. Македоняне подозрительно следили за ними — не они ли напустили эту болезнь на царя своим колдовством?
А на женской половине дворца, откуда женщине не разрешено выходить, безутешно плакала Роксана:
— Искандер, Искандер! Почему ты не выслушал меня! Искандер, о Искандер, мое сердце знает, что я не увижу тебя больше, — почему же ты не позовешь меня? Как же я буду жить, если ты меня покинешь? Ты сказал, что придешь скоро… Хоть не скоро, но приди. Хоть когда-нибудь, я готова ждать. Только не уходи совсем!
Кормилица и сама утирала слезы. Но все пыталась утешить ее:
— Все люди болеют. И выздоравливают. Если боги пощадили его в боях, может ли он умереть от болезни? Такой молодой! Ему же всего тридцать третий год!
Ночью Александр стал задыхаться. Его отнесли прямо на ложе к реке. Помогли взойти на корабль. В небе висела красная ущербная луна. Он велел переправиться на другой берег Евфрата, где густо темнели весенние сады. Там он надеялся найти прохладу, которая умерила бы жар его тела. Черная, широко струившаяся река охватила его сырым дыханием. Он видел, как зеленые, синие, красные фонари лодок и плотов, шедших по воде, отражались и дробились в волнах. Скоро пойдет и его флот, и так же отразятся в многоводном Евфрате разноцветные паруса… Неарху посчастливилось: он столько опасностей преодолел, увидел столько невиданного. А теперь и Александр сам отправится с ним по неведомым морским путям.
Сад охватил его душным и влажным запахом роз и лавра, от которого сразу закружилась голова. Снова захотелось окунуться в прохладную воду. После купания стало легче. Александр лег.
Сейчас уснет, усталость исчезнет, и он снова возьмется за свои дела.
Но утро не принесло отдохновения. Он опять потребовал, чтобы его отнесли к водоему. Выкупался. Потом, едва удерживаясь на ногах, принес положенные жертвы. И снова лег. Усталость не проходила.
Телохранители, друзья его, в растерянности дежурили у его покоев.
Мидий решился и вошел к Александру. Александр улыбнулся. Казалось, он был рад ему. Но опять началась лихорадка, и беседа оборвалась. Царь приказал, чтобы военачальники явились к нему завтра на рассвете. Ему уже лучше, и завтра он сможет встать.
Мидий вышел от царя с поникшей головой. Он не узнал Александра. Перед ним лежал изнуренный, с пожелтевшим лицом человек, с багровыми пятнами на щеках… В его глазах сверкали горячечные огни.
— Плохо, — вздохнул он.
Этеры взволновались:
— Что-то надо делать!
— Но что? Врачи бессильны. У них нет лекарства от лихорадки.
— Может быть, перенести его в храм?
Так бывало в Элладе. Больного относили под покровительство божества, и больной выздоравливал. Об этом должны знать жрецы.
— Прежде чем отнести царя в храм, надо испросить у божества совета, — сказал Аристандр, — а так нельзя.
— Посмотрим, как будет завтра.
На другой день на рассвете военачальники вошли к Александру. Он не мог дождаться этого часа — лихорадка мучила его всю ночь. Он опять вымылся: все казалось, что он смоет водой и жар и усталость. И принес утреннюю жертву, как всегда. Но сил по-прежнему не было. Распоряжение было коротким.
— Неарху и всем военачальникам, кто пойдет с флотом, быть готовыми к отплытию через три дня… К тому времени я встану, — добавил он.
Неарх хриплым от слез голосом ответил, что через три дня его флот будет готовым к отплытию и с поднятыми парусами будет ждать царя.
