Неожиданно раздался пронзительный звонок телефона. Маленький
белый аппарат спрятался среди подушек, так что она долго не могла его найти. На
другом конце уже собирались дать отбой, когда Гиффорд наконец сняла трубку.
— Гиффорд слушает, — усталым голосом проговорила
она. Слава Богу, это был Райен.
— Не разбудил тебя?
— Нет, — тяжело вздохнув, ответила она. —
Разве я могу уснуть? Я вся в ожидании. Расскажи, как все прошло. Нормально? Как
Майкл? Ему лучше? И вообще, я надеюсь, ничего больше не произошло… Или…
— Гиффорд, ради Бога! Скажи, на милость, о чем ты
думаешь, когда вот так говоришь? Уж не внушила ли ты себе, что твои тревожные
вопросы могут изменить то, что уже все равно состоялось? Ну, допустим, тебе
удастся поразить меня своими чарами. И какой в этом толк? Хочешь услышать
дежурные слова, которые всегда готовы сорваться с моих уст? А что еще мне
остается делать? Ласково и осторожно поведать тебе о том, что кого-то насмерть
затоптали полицейские или перемололи лопасти парома?
У Гиффорд отлегло от сердца. Она уже поняла, что все в
порядке. Ничего плохого не произошло. И могла бы спокойно повесить трубку, если
бы Райен со свойственной ему большой деликатностью не пустился в рассказы о
всякой всячине, свидетелем которой ему довелось стать. Он стал перечислять ей
все забавные случаи, которые произошли на празднике. На самом деле суть его
рассказов сводилась к одной-единственной фразе: «Все прошло прекрасно, и ты,
глупая, зря не осталась в городе».
— После двадцати шести лет совместной жизни ты так и не
научился понимать, о чем я думаю… — нерешительным тоном начала она.
Ей не хотелось сейчас ни вступать с ним в спор, ни вообще
продолжать разговор. Теперь, когда Марди-Гра наконец закончился, она вдруг
ощутила страшное утомление.
— Нет, черт побери. Я в самом деле не знаю, о чем ты
думаешь, — ровным голосом ответил он. — Равно как не знаю, почему ты
сейчас во Флориде, а не здесь, среди нас.
— Ну ладно. Что там у тебя еще? — мягко спросила
Гиффорд.
— У Майкла все хорошо. Как, впрочем, и у всех
остальных. Джин досталось больше бусин, чем кому-либо другому из нашей семьи.
Малышка Си-Си получила приз за лучший костюм. А Пирс готов прямо сейчас идти с
Клэнси под венец! Если ты хочешь, чтобы твой сын не наделал глупостей и все
произошло как полагается, по всем правилам, то лучше поскорее приезжай и обсуди
с матерью Клэнси все, что касается подготовки к предстоящей свадьбе. Меня она
определенно слушать не желает.
— Ты сказал ей, что расходы на организацию свадебной
церемонии мы берем на себя?
— Нет, до этого вопроса я не дошел.
— Так дойди. Именно это она хочет от тебя услышать.
Послушай, расскажи мне о Майкле. Что вы говорили ему о Роуан?
— Почти ничего. Во всяком случае, мы старались эту тему
не затрагивать.
— Слава Богу.
— Видишь ли, он еще недостаточно окреп, чтобы выслушать
всю историю целиком.
— А кто ее вообще знает целиком? — с горечью в
голосе произнесла Гиффорд.
— Однако мы собираемся ему все рассказать, Гиффорд.
Долго так продолжаться не может. Нельзя все время держать его в неведении. Он
должен все узнать. Физически он уже почти здоров. Правда, не могу того же
сказать о здоровье душевном. Да и никто не может. Выглядит он… каким-то не
таким, как раньше. Он очень изменился.
— Постарел, ты хочешь сказать? — печальным тоном
осведомилась Гиффорд.
— Нет, но изменился. И дело не в том, что теперь у него
волосы с проседью. Изменилось выражение его глаз. И его поведение. Он стал
чересчур мягок, спокоен и выдержан в общении со всеми.
— Не нужно его волновать, — посоветовала Гиффорд.
— Можешь целиком положиться на меня. — Это была
одна из излюбленных фраз Райена, которую он всегда произносил с подчеркнутой
нежностью. — Береги себя. И не заходи в воду одна.
— Райен, о чем ты говоришь? Вода уже просто ледяная.
Чтобы не мерзнуть в доме, мне приходится целый день топить камин. Правда,
погода стоит тихая и ясная. На небе ни облачка. Подчас мне кажется, что я могла
бы остаться тут навсегда. Прости меня, Райен. Я не могу заставить себя
переступить порог особняка, не могу даже приблизиться к Первой улице.
— Знаю, Гиффорд, знаю. Но уверяю тебя, дети сказали,
что в этом году у нас был самый лучший Марди-Гра. Всем очень нравятся наши
сборища на Первой улице. В течение дня там побывали все Мэйфейры. Представляешь,
в этом году на праздник прибыли шестьсот или семьсот человек. Честно говоря, я
сбился со счета. Помнишь Мэйфейров из Дентона, из Техаса? Так вот. В этом году
приехали даже они. А Грейди из Нью-Йорка, помнишь? Все-таки Майкл молодчина.
Хорошо, что он не нарушил традиции. Гиффорд, не принимай это в упрек, но если
бы ты видела, как все было здорово, ты бы меня поняла.
— А как Алисия? — полюбопытствовала Гиффорд, имея
в виду, протрезвела ли она. — С ней и Патриком тоже было все хорошо?
— До дома Майкла Алисия не дошла. К трем часам она уже
была в своей обычной форме. Патрик тоже на банкет не явился. Ему было плохо.
Нам пришлось оказать ему небольшую медицинскую помощь.
Гиффорд вздохнула. Она надеялась услышать, что Патрик умер.
Она вполне отдавала себе отчет в своих чувствах. К чему врать самой себе?
Патрик всегда был ей не по душе. Пьяница и развратник, он находил особое
удовольствие в том, чтобы придираться к жене и дочери. Для Моны он был почти
что пустым местом. «Я не уважаю отца», — хладнокровно заявляла та. Но над
Алисией муж имел какую-то необъяснимую, странную власть.
— Ну, так как у Патрика дела? — переспросила
Гиффорд, надеясь, что тот упал и сломал себе шею или что с ним случилось
что-нибудь в этом роде, а Райен не хотел ей об этом сообщать.
— Он сцепился с Беатрис. Кажется, из-за Моны. Он был
так пьян, что вряд ли наутро вспомнит, из-за чего, собственно говоря, они
завелись. После шествия его отвезли домой. Ты ведь в курсе того, как Беа
озабочена судьбой Моны. Так вот она все еще настаивает на том, чтобы послать ее
в школу на полный пансион. А знаешь, что произошло между Беа и Эроном? Вивиан,
тетушка Майкла, сказала…
— Знаю, знаю, — вздохнув, перебила его
Гиффорд. — Ты думаешь, что исследование нашей семьи кое-чему его научит.
Райен вежливо рассмеялся.
— О, забудь ты эту чепуху. Если бы ты не думала обо
всех этих глупостях, ты могла бы быть здесь, с нами и так же, как мы,
веселиться. Одному Богу известно, как пойдут у нас дела, если вдруг отыщется
Роуан. Возможно, это будет только к худшему.
