Митчелл привел Ларкина в просторный кабинет с большими,
распахнутыми настежь окнами, выходившими на оживленную, наводненную народом
Калифорния-стрит. Из них открывался весьма захватывающий вид на Бэй-бридж.
Прозрачные занавески, больше похожие на противомоскитную сетку, были
прикреплены по периметру окон длинными хромированными рейками. С одной стороны,
они маскировали и смягчали уличную темноту, но с другой — усиливали впечатление
замкнутого пространства и вызывали у Ларкина неприятное ощущение, от которого
ему становилось не по себе. Его воспоминания о Сан-Франциско до наступления эры
высоких зданий были еще слишком свежи и отчетливы. Мост выглядел
непропорциональным и явно находился не на своем месте.
По одну сторону от большого стола из красного дерева
возвышалась стена, сплошь состоявшая из компьютерных экранов. Митчелл сел на
стул с высокой спинкой лицом к Ларкину, жестом указав гостю на более удобное
мягкое кресло возле стола, обитое тяжелым темно-красным шелком и по стилю
отдаленно напоминавшее что-то восточное, хотя, возможно, никакого стиля у него
и вовсе не было.
Под подоконниками громоздились выдвижные ящики с дискетами,
снабженные замками с цифровым кодом. Ковер по тону совпадал с цветом кресла, в
котором вольготно устроился Ларкин. Прочие же беспорядочно стоявшие в кабинете
кресла тоже были темно-красными и почти терялись на фоне пола и обитых темными
панелями стен.
Стол, перед которым они сидели, был пуст. Позади лохматой
головы Митчелла висела огромная абстрактная картина, на которой, судя по всему,
был изображен сперматозоид, спешивший оплодотворить яйцеклетку. Тем не менее
цветовая гамма картины была удивительной: ярко-синие, пылающие оранжевые и
неоново-зеленые тона. Создавалось впечатление, будто картину написал какой-то
гаитянский художник, почерпнувший сюжет из научного журнала. Увидев в нем
изображение спермы и яйцеклетки, он вряд ли понял, а скорее всего, и не
стремился понять, что это означало на самом деле.
Офис в целом отличался избытком роскоши, как, впрочем, и
весь Институт Кеплингера. Не вписывался в общую картину разве что сам Митчелл.
Неряшливый и даже грязноватый на вид, он являл собой образ типичного
самоотверженного ученого, которого ничто, кроме науки, не интересует. Судя по
всему, на внешние приличия ему тоже было наплевать. Во всяком случае, он явно
не брился вот уже по крайней мере два дня.
— Господи, до чего же я рад, что ты наконец
пришел! — начал Митчелл. — Я чуть было не свихнулся. Когда ты мне две
недели назад без всяких объяснений подсунул это дело, я думал у меня ум за
разум зайдет. Ты сказал, что действуешь по поручению Роуан Мэйфейр. И что я
должен выяснить все, что смогу. Не так ли?
— И что же ты выяснил? — спросил Ларкин.
Он начал было расстегивать плащ, потом передумал и потянулся
к портфелю, собираясь его раскрыть. В нем находился магнитофон, но Ларкину не
хотелось его использовать. Это могло только помешать делу и, чего доброго, до
смерти напугать Митчелла.
— А чего ты хочешь за две недели? Чтобы получить
изображение человеческого генома
[18]
, пришлось затратить
пятнадцать лет. Надеюсь, ты об этом слышал?
— Мне хотелось бы узнать, что ты вообще по этому поводу
думаешь. Ты же понимаешь, что даешь интервью не научному редактору «Нью-Йорк
тайме». Все, что мне от тебя нужно, это характеристика ситуации в целом. Что
все это значит? С чем мы имеем здесь дело?
— Хочешь увидеть своего рода гипотезу? — Митчелл
жестом показал на компьютер. — То, как это должно выглядеть в трехмерном
пространстве? Так сказать, раскрашенное в натуральные тона?
— Давай для начала просто поговорим. Терпеть не могу
компьютерные версии.
— Послушай, прежде чем я смогу что-либо сказать, я
должен получить дополнительные образцы. Кровь, ткань, все, что только возможно.
Мой секретарь звонил тебе каждый день, вплоть до сегодняшнего, но безрезультатно
— тебя не поймать. Почему ты мне не перезвонил?
— Видишь ли, больше ничего не удалось раздобыть. Так
что в твоем распоряжении были все имеющиеся у нас материалы.
— Что ты хочешь этим сказать?
— А то, что ты получил все образцы, все, чем я
располагаю. Кое-что еще есть в Нью-Йорке, но мы вернемся к этому позже. К
сожалению, я не могу прислать тебе ни дополнительное количество крови, ни
ткани, ни околоплодную жидкость, ни что-либо еще. В твоих руках все, что
прислала мне Роуан Мэйфейр.
— Тогда мне нужно поговорить с Роуан Мэйфейр.
— Это невозможно.
— Почему?
— Ты не мог бы выключить этот противный мигающий свет?
Он действует мне на нервы. Надеюсь, в твоих хоромах найдется самая обыкновенная
лампочка?
Поначалу Ларкину показалось, будто его просьба застала Митчелла
врасплох. Он отпрянул словно в испуге, так что Ларкин даже решил, что тот не
понял смысла обращенных к нему слов. Однако Митчелл быстро пришел в себя и
наконец произнес:
— О, да.
Он коснулся панели, встроенной с нижней стороны крышки
стола, у самого ее края. Свет под потолком мгновенно погас, а на столе зажглись
две маленькие лампы, источающие мягкий, приятный для глаз желтый свет. И только
теперь Ларкин обратил внимание на лежавший на столе журнал для записей в
темно-зеленой обложке.
Поначалу Ларкин даже не приметил этот безукоризненно чистый,
великолепный журнал с кожаными уголками. Равно как и черный, антикварного вида
телефонный аппарат с огромным количеством таинственных кнопок, который
почему-то напомнил ему ритуальную китайскую жабу.
— Вот так-то лучше. Терпеть не могу белый свет, —
заметил Ларкин. — А теперь расскажи, что тебе удалось узнать.
— Нет, сначала ты мне ответь. Почему я не могу
поговорить с Роуан Мэйфейр? И почему я не могу получить дополнительные образцы?
Почему она не прислала тебе фотографии этого субъекта? Я должен поговорить с
ней сам.
— Ее никто не может найти. Несколько недель подряд я
только и делал, что пытался ее разыскать. Ее семья безуспешно этим занимается
еще с самого Рождества. С того самого дня, когда она исчезла. Сегодня вечером,
в восемь тридцать, я улетаю в Новый Орлеан. Хочу повидаться с ее родными. Я был
последним, с кем говорила Роуан. Это случилось две недели назад. Она позвонила
мне, что уже само по себе было очень важно, потому что свидетельствовало о том,
что она жива. Всего один телефонный звонок, а потом вот эти образцы. По ее
просьбе я связался с Мэйфейрами, чтобы переговорить с ними насчет денежных
средств. И только тогда я узнал о ее исчезновении. После Рождества, кажется, ее
встречали только раз — в Шотландии, в городке под названием Доннелейт.
