Одна из наших главных забот на данный момент состоит в том,
чтобы отыскать существо по имени Лэшер. Наши члены снабжены необходимыми
указаниями. Вам же следует понять, что с этого времени члены ордена не будут
принимать в расчет ваши планы и намерения.
Что касается будущего, мы приглашаем вас обоих вернуться в
Обитель, дабы подробно обсудить с нами (согласно существующей традиции, в
письменной форме) причины, побудившие вас оставить орден. Помните, что мы не
исключаем возможности вашего повторного посвящения в члены ордена и
возобновления принесенных обетов.
А сейчас мы прощаемся с вами от имени ваших братьев и сестер
по Таламаске, от лица Антона Маркуса, нового Верховного главы ордена, от лица
всех нас. Помните, мы любим вас, ценим вас и сожалеем, что вы покинули лоно
Таламаски.
Просим вас иметь в виду, что в должное время по
соответствующим каналам на ваши счета будут переведены денежные суммы,
полностью покрывающие расходы, совершенные вами в период, когда вы еще служили
ордену. Это последняя материальная поддержка, которую вам оказывает
Таламаска».
Закончив чтение, Юрий аккуратно сложил листок пополам и
сунул его в карман пиджака, туда, где лежал пистолет.
Он взглянул на Эрона — судя по выражению лица последнего,
мысли его витали где-то далеко.
— Скажите, это произошло из-за меня? — спросил
Юрий. — Из-за меня вас с такой поспешностью исключили из ордена? Наверное,
мне не следовало сюда приезжать?
— Не терзайте себя понапрасну, Юрий. Вы тут ни при чем.
Меня исключили потому, что я нарушил приказ, отказавшись покинуть семью Мэйфейр
и вернуться в Обитель. Меня исключили потому, что знали: в противном случае я
продолжал бы посылать в Амстердам запросы, пытаясь выяснить истинную подоплеку
происходящего. А еще потому, что я не желал «быть глазами и ушами ордена» . И я
очень рад, что вы здесь. Поверьте, я очень тревожился о тех, кто работал вместе
со мной. Не знал, как им сообщить о своем решении. И вы, человек, к которому я
после Дэвида привязан сильнее всего, — вы сами приехали сюда. И вам
известно все, что известно мне.
— Вы хотите сказать, что опасаетесь за остальных членов
ордена?
— Я не принадлежу к старшинам, — пожал плечами
Эрон. — Мне семьдесят девять лет, но я не принадлежу к старшинам.
Он устремил на Юрия пристальный взгляд. Разумеется, это
простое признание было вопиющим нарушением правил.
— Дэвид Тальбот тоже никогда не принадлежал к
старшинам, — продолжал Эрон. — Он сообщил мне об этом незадолго до
того, как… оставил орден. А еще он сказал, что никогда не говорил ни с кем из
старшин. Зато он собрал множество тайных свидетельств от членов ордена,
достигших весьма преклонных лет. Все они не являлись старшинами. Никто не
знает, кто такие старшины. Никто никогда их не видел.
Юрий не ответил. Всю свою жизнь, начиная с двенадцатилетнего
возраста, он пребывал во власти непоколебимого убеждения, что старшины — это
самые мудрые и достойные из его собратьев — так сказать, первые среди равных.
— Вот так-то, — произнес Эрон. — И теперь я
не представляю, кто они в действительности, эти пресловутые старшины, и каковы
мотивы, движущие их поступками. Полагаю, именно они убили того доктора в
Сан-Франциско. И доктора Сэмюеля Ларкина убрали тоже они. Вне всяких сомнений,
простых членов, таких как я, они держат в неведении и беззастенчиво используют.
Всю свою жизнь мы собираем информацию для неких оккультных целей, о которых
люди моего поколения не имеют даже отдаленного представления. И это
единственное, в чем я сейчас уверен.
Юрий вновь промолчал. Но слова Эрона выражали его
собственные смутные подозрения, тревожные предчувствия, зародившиеся вскоре
после того, как он вернулся в Обитель из Доннелейта.
— Если я попытаюсь получить доступ к главным
информационным файлам, из этого, скорее всего, ничего не выйдет, — заметил
он, рассуждая вслух.
— Как знать, — возразил Эрон. — Никто в
ордене не знаком с компьютерами лучше, чем вы, Юрий. Вам ведь известен код
доступа каждого из членов.
— Не всех. Но довольно значительного их числа, —
уточнил Юрий. — Мне необходимо прямо сейчас сделать несколько телефонных
звонков. Нужно использовать все возможные способы, чтобы получить
дополнительную информацию. Думаю, для этого мне потребуется не менее двух дней.
Попробую определить поисковые слова. Возможно, мне удастся кое-что выяснить.
— Наверняка так называемые старшины предполагали, что
вы захотите ознакомиться с информационными файлами. И приняли меры
предосторожности. Но все же вам стоит попытаться. Из меня, к сожалению, в этом
деле плохой помощник. Старые мои мозги не приспособлены для общения с
компьютерами. Да и пальцы тоже. Но в доме на Амелия-стрит есть компьютерный
модем с телефоном. Он принадлежит Моне Мэйфейр. Она сказала, что с радостью
предоставит его в ваше полное распоряжение. Говорит, вы сами во всем разберетесь.
Кстати, Мона просила передать вам, что компьютер работает в DOS. Вам это о
чем-нибудь говорит?
— Еще бы, — усмехнулся Юрий. — В ваших устах
это сочетание букв звучит как имя какого-нибудь божества друидов. На самом деле
это всего лишь обозначение операционной системы компьютера, совместимой с IBM.
— Еще Мона сказала, что оставила вам инструкции
относительно содержания жесткого диска. Но вы можете войти в директорию и
увидеть все своими глазами. Что касается ее собственных файлов, то доступ к ним
закрыт.
— Это вполне понятно, — пожал плечами Юрий. —
Обещаю, что не буду пытаться взламывать файлы Моны.
— Но во все другие файлы вы можете входить
беспрепятственно. Так просила передать Мона.
— Превосходно.
— В фирме «Мэйфейр и Мэйфейр» несколько десятков
компьютеров, — сказал Эрон. — Но я думаю, что у Моны самый лучший. И
уж наверняка самый современный.
Юрий кивнул.
— Думаю, мне стоит приступить к работе
немедленно. — Он отхлебнул последний глоток ароматного крепкого кофе. О
Моне он вспоминал с какой-то необычной теплотой. — А потом мы с вами
поговорим.
— Непременно.
Вот только разговор наверняка будет не из приятных,
промелькнуло в голове у Юрия. Слишком много на них свалилось тревожных
известий. Юрий ощущал, как над ним нависла мрачная туча, — туча, готовая
поглотить его полностью. Нечто подобное он испытывал лишь в детстве, когда
умерла его мать и он оказался у цыган. Для них он был чужим. В этом мире ему
все чужие. За исключением Эрона и нескольких милых людей из этого семейства. В
первую очередь Моны, к которой он, похоже, успел привязаться слишком сильно.
