У подножия лестницы она обернулась и, увидев толпу
родственников, вдруг как-то странно съежилась и задрожала. Хотя девочка не
произносила ни звука, она казалась мне живым воплощением страха. Я сжал ее
тонкую трепещущую руку в своей.
— Пойдем со мной, дорогая. Отныне ты, и только ты сама,
будешь решать, где тебе жить. И если не захочешь больше сидеть взаперти на
чердаке, ты здесь не останешься.
Я притянул ее к себе. Она не сопротивлялась, но и не
проявляла ни малейшего интереса. Это чрезвычайно странное создание, бледное до
прозрачности, с длинной тонкой шеей и маленькими ушками без мочек, явно
привыкло постоянно находиться в темноте. И тут я увидел ведьмину метку: шесть
пальцев на левой руке. Поразительно! Значит, все рассказы о ее невероятной
ведьмовской силе были чистой правдой.
Обитатели дома, все еще толпившиеся рядом, догадались о моем
открытии. Среди них поднялся ропот. Двое родственников девочки, Рэгнар и Феликс
Мэйфейры, молодые повесы, которые пользовались в городе дурной славой и
относились к нашей семье с крайней враждебностью, попытались преградить мне
путь.
Тут налетел новый порыв ветра. Все ощутили, как ледяной
поток воздуха промчался над самым полом. Тех двоих, что хотели мне помешать, он
так яростно хлестнул по ногам, что им пришлось отступить. Не выпуская руки
девочки, я повел ее через коридор к главной лестнице. Стелла, прижавшись ко
мне, шла рядом.
— Ах, дядя Джулиен, — прошептала Стелла с таким
благоговейным восторгом, словно она была деревенской девушкой, а я — сказочным
принцем. — Я тебя обожаю.
Девочка, больше похожая на белого лебедя, покорно шла рядом.
Волосы ее сверкали на солнце, а руки и ноги были тонки, как прутья. Убогое ее
платье, по всей видимости, было перешито из какого-то старья. Думаю, вы в жизни
не видели такого жалкого наряда. Из такой дешевой цветастой хлопчатобумажной
ткани жены бедняков шьют себе повседневные нижние юбки. А ее башмаки… Впрочем,
их и башмаками-то назвать было трудно. Скорее они походили на кожаные носки со шнурками
или на детские пинетки.
Рука об руку мы миновали коридор. Ветер услужливо распахнул
перед нами дверь и вырвался в сад, где принялся шуметь в кронах дубов.
Никто не попытался остановить меня, когда я вел Эвелин к
машине. Ричард ждал нас за рулем. Я усадил девочку в салон, а Стелла вновь
устроилась у меня на коленях. Когда машина двинулась с места, девочка
обернулась и равнодушно уставилась на дом, на чердачное окно и на людей, в
изумлении застывших на крыльце.
Не успели мы, однако, отъехать, как родственники подняли
крик.
— Убийца, убийца! Он увез Эвелин! — вопили они,
переглядываясь между собой и громогласно требуя друг от друга сделать хоть
что-нибудь. Молодой Рэгнар даже побежал вслед за машиной, потрясая кулаками и
угрожая подать на меня в суд.
— Валяй, затевай процесс! — ответил я, высунувшись
из окна. — Если хочешь разориться дотла, давай посутяжничаем. Не забывай
только, что мне принадлежит самая лучшая в городе юридическая фирма. Так что я
всегда к твоим услугам.
Неуклюже и шумно развернувшись, машина поехала по
Сент-Чарльз-авеню. Как бы то ни было, двигалась она куда быстрее, чем самая
резвая конная упряжка. Девочка по-прежнему безмолвно сидела между мною и
Ричардом, а Стелла разглядывала ее с нескрываемым любопытством. На улицу, дома
и прохожих Эвелин взирала с таким недоумением, словно никогда в жизни не
выходила из дома.
Мэри-Бет ожидала нас на ступеньках.
— Ну и что ты намерен с ней делать? — спросила
она, увидев девочку.
— Ричард, — сказал я, не удостоив ее
ответом. — Кажется, меня не слушаются ноги.
— Сейчас приведу парней, Джулиен. — С этими
словами Ричард бросился в дом, хлопая в ладоши и громким голосом созывая слуг.
Стелла и девочка выбрались из машины. Стелла протянула ко
мне обе руки.
— Я помогу тебе, дорогой. Я так тобой восхищаюсь. Ты
вел себя как настоящий герой. Я не дам тебе упасть.
Девочка стояла, бессильно свесив тонкие руки. Взгляд ее
останавливался то на мне, то на Мэри-Бет, то на фасаде дома, а потом
переместился на слуг, бежавших к машине.
— Что ты намерен с ней делать? — повторила свой
вопрос Мэри-Бет.
— Дитя мое, прошу тебя, войди в наш дом, — с
пафосом произнес я, глядя на это прелестное и хрупкое создание, любуясь ее
нежно-розовым ангельским ротиком, впалыми щечками и темно-серыми глазами —
такого цвета бывает небо перед ураганом с проливным дождем.
— Прошу тебя, войди в наш дом, — повторил
я. — Под этим кровом ты будешь в безопасности. Здесь ты найдешь заботу и
внимание. И сможешь сама решить, стоит ли тебе возвращаться в заточение.
Стелла, милая, если я сейчас умру на этих ступеньках, прошу тебя, позаботься об
этой девочке. Ты слышишь меня?
— Ты не умрешь, Джулиен, — раздался голос Ричарда,
моего возлюбленного. — Идем, я тебе помогу.
Однако лицо его выражало тревогу и озабоченность. Милый
Ричард беспокоился обо мне куда больше, чем все прочие, и явно не одобрял мое
опрометчивое поведение.
Стелла направилась в дом. За ней шла Эвелин. Процессию
замыкали мы с Ричардом. Он почти нес меня, заботясь, однако же, о том, чтобы со
стороны я выглядел по возможности достойно. С мужской нежностью обняв меня за
плечи, он помогал мне совершать шаг за шагом.
Наконец мы добрались до моей комнаты на третьем этаже.
— Прежде всего, принесите девочке поесть, —
распорядился я. — Судя по ее виду, она ни разу в жизни не ела досыта.
Потом, отослав Стеллу и Ричарда прочь, я в изнеможении
опустился на край кровати. Усталость, охватившая меня, была так велика, что
заглушала все прочие чувства и мысли.
Несколько мгновений спустя я поднял взгляд на девочку,
неподвижно стоявшую посреди комнаты, и душу мою наполнило смятение. Это
прекрасное, нежное создание пребывало на заре своей жизни, в то время как мой
век неумолимо близился к концу. Я так устал, что готов был уступить смерти. Но
эта девочка нуждалась во мне, нуждалась в моей помощи.
— Ты знаешь, кто я такой? — спросил я. —
Понимаешь, что я говорю?
— Да, Джулиен, — без особых усилий ответила она на
чистом и правильном английском. — Я все о тебе знаю. Это ведь твой чердак,
правда?
Голос у нее был негромкий, но приятный и мелодичный. Она обвела
глазами все мои сокровища — книги, камин и кресло, мою виктролу и коллекцию
пластинок — и улыбнулась мягкой, доверчивой улыбкой.
— Господи Боже, — прошептал я. — И что же мне
с тобой делать?
