Эмалет знала все то, что было известно матери. Она знала,
что в этом доме жил Майкл. Эмалет хотела бы сама поговорить с водителем
грузовика и все ему объяснить. Но это было невозможно. А матери становилось все
хуже. Похоже, ее вот-вот вырвет, и тогда мир заполнит неприятный запах.
«Успокойся, мама. Я больше не слышу отца», — старалась
утешить ее Эмалет.
— Майкл Карри, из Нового Орлеана, — лепетала
мать. — Я должна добраться до него. Он вам заплатит. Очень хорошо
заплатит. И я тоже вам заплачу. У меня есть деньги… Мне надо позвонить ему…
Давайте остановимся у телефонной будки. Нет, лучше потом, когда выберемся из
города. Посмотрите, сколько у меня денег.
И действительно, она извлекла из сумочки деньги, толстые
пачки денег. Водитель уставился на нее округлившимися от изумления глазами. Он
хотел помочь этой странной женщине, хотел избавить ее от мучений, хотел
выполнить ее просьбу, потому что она была молода, красива и беззащитна.
— Мы едем на юг? — спросила мать. Тошнота вновь
подкатила к горлу, мешая ей говорить, а внутри все сжималось от боли.
И внутри у Эмалет тоже.
«О-о-о-о», — беззвучно стонала она. Никогда прежде
Эмалет не испытывала подобных страданий.
Она билась о стены своего тесного мира. Но вовсе не хотела
усугублять муки матери.
Голоса отца уже давно не было слышно — его заглушил рев
несущихся по шоссе машин.
— Да, леди, мы едем на юг, — сказал
водитель. — Мы едем на юг, не сомневайтесь. И все же, думаю, мне лучше
доставить вас в больницу.
Мать утомленно закрыла глаза. Сознание ее померкло, голова
склонилась набок. Она дремала и видела сны. Деньги лежали у нее на коленях,
часть купюр рассыпались по полу кабины, поверх педалей. Водитель осторожно
поднимал их, одну за одной, не сводя при этом глаз с дороги. Машины, фонари,
дорожные знаки, указатели… Шоссе вело на юг. В Новый Орлеан.
— Майкл… — произнесла мать, не открывая глаз. —
Майкл Карри. Новый Орлеан. Хотя… Знаете, я думаю, что в телефонной книге нужный
номер значится под фамилией Мэйфейр. Фирма «Мэйфейр и Мэйфейр». Позвоните по
этому номеру, прошу вас.
Глава 16
Судя по всему, выкидыш у Алисии, Си-Си Мэйфейр произошел
около четырех часов дня. Когда Мона зашла проведать мать, та уже три часа как
была мертва. Разумеется, к ней заглядывали и до этого. Но сиделка просила не
зажигать свет, из опасения разбудить больную. И Энн-Мэри заходила в комнату как
до смерти Алисии, так и после.
Больше никто не переступал порог палаты. Она была сугубо
частной, и посторонним входить туда строго воспрещалось.
Лесли-Энн Мэйфейр обзвонила всех женщин семейства, чтобы
сообщить им горестную весть. Райен тоже не отходил от телефона. И его
секретарша, Карла, не выпускала трубку из рук.
Выдержав целый шквал соболезнований, родственных поцелуев и
объятий, Мона заперлась в своей комнате. В досаде она сбросила белое платье и
сорвала с волос ленту.
Разумеется, она не могла позвонить Майклу, рассказать ему о
случившемся и попросить приехать. Телефон был постоянно занят, и о том, чтобы
пробиться к нему, не приходилось и мечтать.
Оставшись лишь в бюстгальтере и трусиках, Мона принялась
рыться в шкафу в поисках более подходящей к случаю одежды. Однако ничего не
находилось. Тогда Мона отперла дверь, пересекла коридор и проскользнула в
спальню мамы. Ее никто не заметил. Снизу доносился ровный гул голосов. То и
дело хлопали дверцы подъезжающих машин. Где-то в голос рыдала Старуха Эвелин.
Вот он, шкаф Си-Си. Рост Си-Си составлял всего пять футов
один дюйм, и сейчас Мона почти ее догнала. Она перебирала висевшие на плечиках
платья, жакеты и костюмы, пока не наткнулась на мини-юбку. Без сомнения, мама
заявила бы, что юбка слишком коротка. Что ж, как раз то, что надо, решила Мона.
Будет отлично смотреться с одной из тех вычурных, украшенных бесчисленными
оборками блузок, что Си-Си носила каждое утро, между девятью и одиннадцатью
часами. После ленча она обычно облачалась в пеньюар и устраивалась в гостиной
перед телевизором — смотреть дневные сериалы.
Увы, Си-Си так и не узнает, чем там все закончится. Голова у
Моны слегка кружилась. От вещей в шкафу исходил запах матери. Ей вспомнился
странный запах, стоявший в воздухе тогда, в больнице. Нет, здесь он не
ощущается, совсем не ощущается. Иначе Мона непременно бы его учуяла.
Мона взглянула на себя в зеркало и осталась довольна увиденным.
Теперь она выглядела как взрослая женщина, ну или почти как взрослая. Она взяла
щетку и зачесала волосы назад — в точности так, как это обычно делала
Си-Си, — и закрепила их большой заколкой.
И вдруг ей на мгновение — всего лишь на мгновение — показалось,
что она видит в зеркале маму. Мона даже застонала. Ей отчаянно хотелось, чтобы
это было правдой. Но наваждение быстро рассеялось. Осталось лишь ее собственное
— правда, очень повзрослевшее — отражение с зачесанными назад волосами. На
туалетном столике лежала помада Си-Си, ее любимая, нежно-розовая. Она терпеть
не могла яркие оттенки в макияже, говорила, что они делают ее похожей на
клоуна.
Мона осторожно накрасила губы.
Отлично, сказала она себе. Теперь можно пройти обратно по
коридору, вернуться в свою комнату, запереть дверь и включить компьютер.
Большой экран засветился, на нем возникли привычные строчки
меню. Мона нажала несколько клавиш, создавая новую директорию WS/MONA/HELP
[37]
.
Потом она создала новый файл, который озаглавила HELP, и
вошла в него.
«Это Мона Мэйфейр, — набирала она, торопливо щелкая
клавишами. — Сегодня 3 марта. Пишу для тех, кто будет жить после меня. Я
хочу, чтобы они знали, что происходит с нами. Какая-то опасность тяготеет над
женщинами нашей семьи. С ними начинают происходить странные вещи, которые все
принимают за симптомы болезни. Но это не болезнь. Это намного хуже болезни и
может всех ввести в заблуждение. Я хочу предостеречь женщин семьи Мэйфейр».
Мона нажала клавишу, чтобы сохранить написанное и закрыть
файл. Машина безмолвно поглотила строчки. Мона сидела в темной комнате перед
сияющим экраном, и блики играли на ее лице подобно отблескам костра. Шум,
доносившийся с улицы, становился все громче, вытесняя тишину. Как видно, там,
внизу, возникла пробка. Кто-то постучал в дверь.
Мона отодвинула засов и распахнула дверь. На пальцах у нее
остались следы краски.
— Извините, я ищу Мону. О, Мона, это ты! Я тебя не
узнала. — На пороге стояла тетя Беа. — Боже милосердный, детка, как я
поняла, ты первая увидела маму, после того как… то есть…
