Да, особняк и в самом деле отличался красотой и
изысканностью. Бедняга Дарси… Без сомнения, он был весьма одаренным
архитектором. Но, увы, не имел даже легкой примеси ведьмовской крови. И, скорее
всего, Клэй и Винсент, так же как и мой старший брат Реми, были напрочь лишены
сверхъестественных способностей. Погруженный в эти грустные размышления, я
вышел в сад. Он произвел на меня сильное впечатление: огромная восьмиугольная
лужайка, и на каждом из каменных столбов, украшавших известняковую балюстраду,
вырезаны восьмиугольники. Дорожки вымощены плитами, расположенными под разными
углами так, что в лунном свете они составляли замысловатые узоры.
— Обрати внимание на железные розы, — раздался в
моей голове беззвучный голос Лэшера.
Он обращал мое внимание на чугунные перила. Их рисунок в
точности повторял узоры дорожек, а кованые розы, украшавшие каждую секцию,
представляли собой истинные произведения искусства.
Теперь Лэшер шел рядом, обняв меня за плечи, и близость его
вызывала у меня глубочайшее волнение и трепет. У меня даже возникло желание
скрыться в зарослях деревьев и отдаться там его ласкам. Как я уже говорил, к
этим бесплотным ласкам я питал неодолимое пристрастие. Однако я сдержался,
памятуя, что мне не следует забывать о моей обожаемой несчастной сестре. Она в
любую минуту могла проснуться и вновь разразиться рыданиями, решив, что я оставил
ее в одиночестве.
— Помни обо всем, что здесь увидел, — вновь
многозначительно изрек Лэшер. — Ибо дому этому суждено простоять долго.
Войдя в особняк, я увидел, что Лэшер стоит в дверях, ведущих
в столовую. Высокий, суживающийся кверху дверной проем создавал вокруг него
некое подобие рамы.
Обернувшись, я заметил, что входная дверь, которую я только
что миновал, оставив открытой нараспашку, имеет сходную форму. Непостижимо, но
теперь Лэшер — точная моя копия — застыл уже в ее проеме, раскинув руки и упираясь
ладонями в косяки.
— Как ты думаешь, Джулиен, тебе суждено жить после
смерти? — неожиданно спросил он. — Ты никогда не спрашивал меня о
том, что ожидает тебя по окончании земного бытия. А ты ведь колдун. Обычно
колдунов этот вопрос очень занимает.
— Ты же сам признался, что ровным счетом ничего в этом
не смыслишь, Лэшер, — отрезал я.
— Тебе не следует грубить мне, Джулиен. Тем более
сегодня. Я рад оказаться здесь. И задаю тебе важный вопрос: хочешь ли ты жить
после смерти? Хотел бы ты навеки остаться в этом мире и скитаться меж живых, не
зная отдыха и покоя?
— Не знаю. Впрочем, если дьявол попытается утащить меня
в ад, я предпочту остаться в этом мире и, как ты говоришь, скитаться меж живых,
не зная отдыха и покоя. Чем гореть в адском пламени, уж лучше превратиться в
бесприютную душу, которая странствует по свету и время от времени является
ведьмам вуду и спиритуалистам. Полагаю, с подобной ролью я неплохо справлюсь.
С этими словами я бросил недокуренную сигару в пепельницу,
стоявшую на мраморном столике, — этот столик и по сей день стоит в холле
на первом этаже.
— Ведь ты тоже не избежал подобной участи,
Лэшер? — продолжал я. — Сознайся, ты не кто иной, как смертный
человек, запятнавший себя многочисленными прегрешениями и после смерти ставший
призраком. Призраком, который обречен на вечные скитания и стремится окутать
себя чрезмерной таинственностью.
Выражение лица духа слегка изменилось. Он мгновенно
превратился в моего близнеца, и губы его тронула едва заметная улыбка. То было
отражение моей собственной улыбки — должен признать, безупречно точное. Раньше
Лэшер не слишком часто проделывал подобный фокус. Потом он прислонился к
дверному косяку и скрестил руки на груди — так, как это обычно делал я. До меня
донесся даже легкий шорох одежды, скользнувшей по дереву. Дух явно стремился
продемонстрировать свои возможности.
— Джулиен… — изрек он, и при этом губы его
действительно шевелились, свидетельствуя об обретенной силе. — Джулиен,
вполне возможно, все тайны и чудеса по сути своей — ничто. Возможно, весь наш
мир создан из ничего, иными словами — из пустоты.
— А ты, насколько я понимаю, присутствовал при
сотворении мира? — осведомился я.
— Не знаю… — Он превосходно воспроизвел мой
саркастический тон и насмешливо вскинул бровь — совсем как я. Никогда прежде
мне не доводилось видеть его столь сильным.
— Закрой дверь, Лэшер, — попросил я. —
Докажи, что ты на это способен.
К немалому моему изумлению, он взялся за медную ручку,
сделал шаг в сторону и закрыл за собой дверь с такой легкостью, с какой это
проделал бы человек. По всей видимости, потрясающий этот подвиг полностью
истощил его. Он исчез. Как обычно, после себя он оставил лишь облако теплого
воздуха.
— Восхитительно, — прошептал я.
— Если ты задержишься в этом мире или вернешься в него
вновь, — раздался беззвучный голос у меня в голове, — всегда помни об
этом доме, запечатлей в своей памяти каждую его деталь, каждый рисунок или
узор. В туманном мраке потусторонней вселенной они послужат тебе путеводной
звездой, и их сияние приведет тебя домой. Этот особняк простоит века. Он
достоин того, чтобы в нем обитали духи умерших. Под защитой его стен ты будешь
в полной безопасности: тебя не потревожат ни войны, ни революции, ни пожары, ни
наводнения. Когда-то меня удерживали два узора… Два простых изображения: круг и
камни в форме креста… Два узора…
Слова эти глубоко запали мне в память как очередное
доказательство того, что Лэшер отнюдь не дьявол.
Повторяя про себя наставления духа, я поднялся по лестнице.
На этот раз он сказал мне больше, чем обычно, однако смысл его слов так и
остался для меня туманным. Но сейчас мне прежде всего надо было думать о
Кэтрин.
Сестра проснулась и стояла у окна.
— Где ты был? — спросила она едва слышно, а потом
вдруг крепко обняла и припала ко мне всем телом.
Мне показалось, что я ощущаю невидимое присутствие Лэшера.
«Убирайся, — мысленно приказал я духу. — Ты ее напугаешь». Я взял
Кэтрин за подбородок (жест, весьма характерный для мужчин в обращении с
женщинами, хотя, откровенно говоря, мне трудно понять, почему эти нежные
создания терпят подобное) и поцеловал.
В ту же секунду произошло нечто, выходящее за пределы моего
понимания. На Кэтрин был лишь тонкий пеньюар, и сквозь мягкую белую ткань я
ощутил тепло ее тела, возбуждающие желание прикосновения напряженных сосков. Я чувствовал,
как жар страсти потоком изливается из ее приоткрытых уст. Но когда я, чуть
отстранившись, взглянул на сестру, она вновь показалась мне воплощением нежной
невинности.
