Самым приятным и утешительным в этом разговоре было то, что
дядя Райен, от души рассмеявшись, пообещал подарить ей на пятнадцатилетие
черный «порше-каррера». Заручившись этим обещанием, она ни на секунду не
позволяла дяде о нем забыть. Мона никак не могла понять, почему при тех
деньгах, которые водились у Мэйфейров, нельзя купить фальшивые водительские
права, чтобы она уже сейчас могла давить на педали. О машинах она знала все.
«Порше» был ее машиной, и всякий раз, заметив его на какой-нибудь парковке,
Мона начинала рыскать вокруг, ожидая появления владельца. Три раза ей
посчастливилось покататься на машине своей мечты с совершенно незнакомыми
людьми. Естественно, для ее родных такие поездки оставались тайной. В противном
случае их бы хватил удар.
Как будто ведьма не в состоянии себя защитить.
— Да-да, я своего обещания не забыл, — сказал дядя
Райен накануне вечером. — Будет тебе черный «порше». А ты сама помнишь,
что обещала не ездить свыше пятидесяти пяти миль в час?
— Да ты, верно, опять надо мной издеваешься! —
возмутилась она. — С какой радости я стану делать на «порше» более
пятидесяти миль?
Пирс чуть не поперхнулся джином с тоником.
— Не вздумай покупать ребенку гроб на колесах! —
заявила тетушка Беа. Вечно она во все вмешивается. Да еще наверняка, как
всегда, позвонит тете Гиффорд и заручится ее поддержкой.
— Какому ребенку? Что-то я не вижу здесь никаких
детей, — хмыкнул Пирс.
Мона продолжила бы обсуждение совместных капиталовложений,
если бы не Марди-Гра. От праздничного шествия и банкета все устали, к тому же
дядю Райена втянул в политическую дискуссию дядя Рэндалл, а значит, как
собеседники они были потеряны для остальных на весь оставшийся вечер. Дядя
Рэндалл вообще повернулся к Моне спиной. Он старался не смотреть ей в глаза и
всячески избегал встреч с нею, после того как она затащила его в постель. Но
Моне было на это наплевать. Для нее это было нечто вроде эксперимента: сравнить
восьмидесятилетнего старика с молодыми парнями.
Теперь же она всеми силами стремилась заполучить Майкла, а
потому дядя Рэндалл волновал ее меньше всего. Если он и был ей прежде
интересен, то только по причине преклонного возраста: она искренне забавлялась,
глядя, как старые мужчины таращатся на молоденьких девочек. Тем более что в
противоположность Майклу дядя Рэндалл не отличался добротой. А это качество
Мона очень ценила. Она обнаружила в себе эту склонность много лет назад и
зачастую даже делила всех людей на добрых и недобрых.
Итак, к вопросу о капитале она еще вернется завтра.
Завтра или в один из ближайших дней она заведет папку под
названием «Мона-1», где будут храниться основные сведения о биржевых операциях
последних пяти лет. Для такого человека, как Мона, сделать это не составит
труда. Она уже видела, как начнет разрастаться ее фонд. Со временем он станет
таким большим, что от него сначала отпочкуется совместный фонд «Мона-2», а
потом настанет очередь создания и «Моны-3». Она будет путешествовать по всему
миру в личном самолете и встречаться с генеральными директорами инвестируемых
ею компаний.
Она будет следить за работой заводов в Китае, офисов в
Гонконге и научных разработок в Париже. Мона воображала, что в такие поездки
она будет отправляться непременно в ковбойской шляпе, хотя пока таковой у нее
не было. Вместо шляпы голову Моны украшал бант. Тем не менее, девушка не
представляла себя иначе и знала, что настанет день, и она в ковбойской шляпе
спустится по трапу самолета.
Может быть, уже было пора показать дяде Райену распечатку
курса ценных бумаг, за которым она следила весь прошлый год. Вложи Мона в них
свои деньги, она давно уже сделала бы себе состояние. Да, пожалуй, стоит
открыть этот файл и вывести его на печать.
Однако нельзя было терять ни минуты. Мона явилась в дом на
Первой улице, чтобы добиться своей главной на сегодняшний день цели. Во-первых,
завладеть лакомым куском под названием Майкл. Во-вторых, отыскать таинственную
виктролу.
Во мраке тускло блестели позолоченные детали стульев и
кресел. На узорчатой обивке дивана выделялись беспорядочно разбросанные
гобеленовые подушки. На всем лежал налет безмятежности, словно окружающий мир
улетучился как дым. На рояле виднелся слой пыли. Бедная старушка Эухения была
уже слишком слаба, чтобы следить за чистотой. А Генри, верно, чересчур хорош,
чтобы снизойти до таких мелочей, как подметание полов и уборка пыли. Майкл еще
не оправился от потрясения, поэтому не обращал внимания на то, как слуги
выполняют свои обязанности.
Выйдя из гостиной, Мона подошла к подножию лестницы. Как и
следовало ожидать, наверху царила тьма, и ступени словно растворялись в
небесном мраке. Мона коснулась ладонью столбика перил и начала подниматься.
Наконец очутившись в вожделенном месте под покровом ночи, она ощутила себя
чрезвычайно свободной и даже пропела тоненьким, чуть слышным голоском:
— Дядюшка Джулиен, я здесь.
Поднявшись наверх, она убедилась, что комната тети Вив
пуста.
— Бедный Майкл! Теперь ты в моей власти, — тихо
проговорила она, а обернувшись, с удивлением обнаружила, что дверь в спальню
хозяина открыта. Оттуда в коридор сочился тусклый свет маленького ночника.
«Выходит, ты тут совсем один, мой большой мальчик, —
подумала она. — И даже не боишься находиться в комнате, в которой умерла
Дейрдре. А помнишь, что говорила бабушка Мэри-Бет? И все те, кто видел вьющихся
возле нее призраков, когда она лежала на этой самой постели. И одному Богу
известно, что творилось в этой комнате прежде».
Решение Майкла переехать в эту проклятую комнату тетя
Гиффорд сочла прискорбным, достойным искреннего сожаления. Но Мона могла его
понять. После того как Роуан покинула мужа, ему не хотелось оставаться в
супружеской спальне. Кроме того, бывшая северная спальня хозяев была самой
красивой и уютной во всем доме. Майкл отреставрировал собственными руками и
гипсовый потолок, и медальон. И даже отполировал огромную кровать под
балдахином.
О да, Мона прекрасно понимала Майкла. Подобно ей, он тоже
любил темноту, но только по-своему. Иначе зачем ему было жениться на женщине из
их рода? Тьма для него обладала некой притягательной силой. Так же как и Мона,
он хорошо чувствовал себя и в полумраке, и в непроглядной мгле. Она сразу об
этом догадалась, увидев его прогуливающимся по ночному саду. Любопытно,
нравилось ли ему раннее утро? Если да, то наверняка только самое начало, когда
еще едва брезжит рассвет и очертания предметов неясны и зыбки.
«…Чересчур хорош» — снова вспомнились ей слова дядюшки
Джулиена. Но это еще нужно проверить.
