Время, свободное от занятий магией, я, как правило, проводил
в обществе милой сестрицы Кэтрин. Я возил ее в Новый Орлеан, где мы посещали
оперу, балет или драматические представления, обедали в лучших ресторанах, а
потом гуляли по городским улицам. Таким образом Кэтрин получала возможность
посмотреть мир — удовольствие, которому женщина в те годы могла предаваться
лишь в соответствующем сопровождении. Должен заметить, что сестра моя, изящное,
хрупкое создание со смуглой кожей и прекрасными темными волосами, по-прежнему
оставалась воплощением невинности; она была исполнена любви, а вот ум и
сообразительность отнюдь не входили в число ее достоинств.
Постепенно я стал сознавать, что кровосмешение, процветавшее
в нашем семействе на протяжении многих поколений, повлекло за собой довольно
печальные последствия. Изучая внешность и характеры своих многочисленных
родственников, я пришел к выводу, что слабоумие — не лишенное, впрочем,
определенного очарования — явление среди них весьма широко распространенное.
Многие из них обладали ведьмовским даром, некоторые имели ведьмины метки — или,
как их еще называли, дьявольские отметины — родимые пятна своеобразной формы, а
зачастую и пресловутый шестой палец на руке, причем вид его мог быть самым
разным.
У некоторых наблюдался лишь крошечный отросток, выступавший
из края ладони или прилепившийся к мизинцу. У других он располагался рядом с
большим пальцем и порой не уступал ему по величине. Впрочем, где бы ни
находилась эта ведьмина метка, обладатель непременно видел в ней нечто
постыдное.
В часы досуга я подробно познакомился с историей Шотландии.
Научные труды, посвященные этой стране, я читал под самым носом у призрака.
Однако же, полагаю, занятия мои были для него тайной, ибо, усаживаясь в кресло
с книгой в руках, я всякий раз приказывал скрипачу исполнять режущую слух
мелодию. Борьба с музыкой быстро утомляла призрака, и он предпочитал покинуть
мою комнату и отправлялся искать расположения у матери.
Вот и прекрасно, говорил я себе и без помех предавался
чтению. Из книг следовало, что Доннелейт был всего лишь маленьким городишкой.
Однако, согласно историческим хроникам, знавал он и лучшие времена. На главной
площади даже стоял когда-то величественный собор. Была там и школа. В соборе
хранились мощи одного из великих католических святых, поклониться которым
стекались верующие со всей страны, проделывая ради этого длинный и нелегкий
путь.
Все полученные сведения я хранил в своей памяти, намереваясь
использовать их в будущем и твердо веря, что однажды я отправлюсь в Шотландию и
узнаю там все, что связано с историей Доннелейта и его обитателей.
Мать, однако, подняла меня на смех и под прикрытием музыки
сказала:
— Лучше как следует расспроси его. И тогда ты сам
поймешь: он никто и ничто и явился прямо из ада. Все остальное — сущая
глупость.
Я последовал ее совету.
И вскоре пришел к выводу, что мать была совершенно права. Я
спросил его: «Кто создал мир?» И услышал пространные рассуждения о том, что
земля, туман и духи существовали вечно. А в ответ на вопрос о том, довелось ли
ему стать свидетелем рождения Иисуса Христа, он заявил, что это случилось не
при его жизни и что он видел только ведьм.
Когда же я заговорил с ним о Шотландии, он начал проливать
слезы о Сюзанне и делиться со мной душераздирающими подробностями ее ужасной
кончины, все время повторяя, что несчастная умерла в страхе и муках. Юная
Дебора, содрогаясь от горя, смотрела, как мать ее всходит на костер, сообщил
он. А потом явились злые колдуны из Амстердама и, очаровав девочку, забрали ее
с собой.
— Что это были за колдуны? — осведомился я.
— Это ты скоро узнаешь сам, — последовал
ответ. — Они наблюдают за тобой. Будь осторожен, ибо они слишком много
знают и способны причинить тебе вред.
— Почему же ты не убьешь их?
— Для этого пока что нет причин. Но будь
осторожен, — повторил он. — Все они отъявленные лжецы и вдобавок ко
всему алхимики.
— Скажи, а сколько тебе лет? — поинтересовался я.
— У меня нет возраста.
— Почему ты оказался в Доннелейте?
Дух промолчал.
— А как ты очутился здесь? — не унимался я.
— Я уже говорил: меня вызвала Сюзанна, — заявил
призрак.
— Но ты был здесь еще до Сюзанны.
— До Сюзанны здесь вообще ничего не было, —
возразил он. Примерно так проходила большая часть наших разговоров. Дух
разжигал мое любопытство, но в рассказах своих никогда не заходил слишком
далеко и не приоткрывал завесу тайны.
— Тебе следует идти к матери и помочь ей, — в
конце концов говорил он. — Она нуждается в твоей силе.
Это означало, что я должен принять участие в магических экспериментах
Маргариты. Я не возражал. Однако каждый раз обещал себе, что, если она опять
возжигает зловонные свечи и бормочет по-латыни непонятные ей самой заклятия, я
не задержусь в ее комнате ни на секунду.
Вслед за Лэшером я вошел в кабинет Маргариты. Она только что
принесла к себе чрезвычайно слабого, но живого младенца, которого мать-рабыня
оставила у дверей церкви. При виде этого крошечного создания с
шоколадно-коричневой кожей, такого же цвета кудряшками и маленьким розовым
ротиком у меня едва не разорвалось сердце. Судя по тщедушному виду, ребенок был
не жилец на этом свете. Это обстоятельство, несомненно, радовало Маргариту, и
она в тот момент напоминала несмышленого ребенка, забавлявшегося с пойманным и
посаженным в стеклянную банку жуком. Когда дело касалось ее опытов, она бывала
на редкость жестока. Судя по всему, ей даже в голову не приходило, что это
хнычущее хилое существо принадлежит к роду человеческому.
Маргарита заперла двери, зажгла свечи и, встав на колени
возле младенца, попросила Лэшера войти в крошечное тельце. Дабы ободрить его,
она нараспев произнесла заклинание:
— Смотри его глазами, говори его ртом, дыши его
легкими, ходи его ногами, живи в каждом ударе его сердца…
У меня возникло ощущение, что стены комнаты то раздвигаются,
то сжимаются, хотя на самом деле ничего подобного, разумеется, не происходило.
Все предметы, способные издавать грохот и дребезжание, пришли в движение:
бутылки звякали, колокольчики звенели, ставни хлопали… — и все это вместе
соединялось в одну непрерывную мелодию. На моих глазах крошечный темнокожий
младенец претерпел поразительные изменения: беспорядочные движения тоненьких
ручек и ножек стали более уверенными, а личико приобрело вполне взрослое и, как
мне показалось, злобное выражение.
То было уже отнюдь не дитя. Хотя маленькое тельце в
физическом отношении оставалось прежним, внутри находился взрослый мужчина,
который теперь получил над ним полную власть.
