Ни словом не ответив на его угрозы, я вернулся в дом, взял
свой дневник, спустился в гостиную и, приказав музыкантам играть как можно
громче, принялся записывать собственные мысли.
Замечу, что к тому времени мы с матерью добились немалых
достижений в искусстве магии. Как я уже говорил, мы с успехом исцеляли
недужных, налагали заклятия, посылали Лэшера следить за теми, о ком хотели
знать всю подноготную, и порой даже предугадывали грядущие финансовые
потрясения.
Как вы понимаете, Майкл, заниматься всем этим было совсем не
просто. Становясь старше, я все с большей отчетливостью сознавал, что мать моя
слишком глубоко погрузилась в пучину безумия и уже не способна вести дела.
Фактически управлял плантациями один из моих родственников, точнее, двоюродный
брат, Августин. Он и распоряжался всеми доходами от них — естественно, по
собственному усмотрению.
К тому времени, как мне исполнилось пятнадцать, я свободно
читал и писал на семи языках и постепенно взял на себя — пока, конечно,
негласно — обязанности главного надсмотрщика и управляющего плантациями.
Августину это не пришлось по нраву, между нами вспыхнула ссора, и в припадке
ярости я его застрелил.
То было ужасное мгновение.
Поверьте, Майкл, я вовсе не хотел его убивать. На самом деле
он первым выхватил пистолет и принялся мне угрожать. Доведенный до крайности, я
отнял у него оружие и всадил пулю прямо ему в лоб. Клянусь, я хотел всего лишь
как следует проучить зарвавшегося наглеца, но, увы, мой непредвиденный выстрел
лишил кузена жизни. Случившееся повергло меня в глубочайшее изумление. Сам
убитый едва ли был удивлен больше. Я видел, как смятенная и растерянная душа
его, приняв расплывчатые человеческие очертания, покинула бренное тело и
растворилась в воздухе.
После этого прискорбного события в семействе нашем воцарился
хаос. Приехавшие из других городов родственники в испуге заперлись в коттеджах,
а те, кто жил в Новом Орлеане, поспешили вернуться в свои дома. Плантации
погрузились в траур по Августину. Священник не замедлил явиться, дабы исполнить
свои печальные обязанности. Начались приготовления к похоронам.
Тем временем я сидел в своей комнате и заливался слезами. В
том, что за совершенное преступление меня, как и всякого другого, ожидает самая
строгая кара, я не сомневался. Каково же было мое изумление, когда я понял, что
страхи мои напрасны.
О каком-либо наказании не было и речи. Напротив, все боялись
меня, в том числе даже жена и дети Августина. Меньше всего они хотели вызвать
новую вспышку моего гнева и потому поспешили заявить, что произошедшее было,
конечно же, «трагической случайностью», они скорбят, но не имеют ко мне ни
малейших претензий.
Моя мать наблюдала за происходившим с откровенным
удивлением, однако без особого интереса, а по окончании погребальной церемонии
лишь сказала:
— Теперь ты можешь взять бразды правления в свои руки.
Вскоре явился дух. Он принялся игриво подталкивать меня под
локоть, потом, к немалому своему удовольствию, вырвал из моих пальцев перо и
улыбнулся в зеркале, заставив меня вздрогнуть от неожиданности.
— Джулиен, — сказал он, — я мог бы сделать
это втихомолку — так, чтобы никто ни о чем даже не догадался. Спрячь свой
пистолет. Он тебе больше не пригодится.
— Значит, ты способен на убийство?
— Для меня это пара пустяков.
Тогда я рассказал ему о двух недругах, которых успел нажить.
Один из них — учитель — посмел оскорбить мою обожаемую сестрицу Кэтрин, другой
— лавочник — самым наглым образом мошенничал и обманывал нас.
— Убей их, — распорядился я.
Дух не замедлил выполнить приказ. Не прошло и недели, как
оба врага нашли свою смерть: один погиб под колесами тяжелой повозки, другой
неудачно упал с лошади.
— Для меня это не составило никакого труда, — сообщил
довольный дух.
— Не сомневаюсь, — только и ответил я.
Сознание собственного могущества буквально опьянило меня. Не
забывайте, Майкл, мне минуло всего пятнадцать, и в те годы, перед войной, мы,
плантаторы, жили в полной изоляции от всего остального мира.
Случилось так, что потомки убитого Августина оставили наши
владения. Они отправились вглубь Байю и там на плодородных землях основали
плантацию Фонтевро. Но это совсем другая история. Как-нибудь на досуге вы
непременно должны совершить путешествие вверх по реке, свернуть в долину у
Солнечного моста и отыскать развалины Фонтевро — ведь там произошло немало
судьбоносных событий.
А сейчас позвольте мне упомянуть о еще одном немаловажном
обстоятельстве. Дело в том, что Тобиас, старший сын Августина, проникся ко мне
неистребимой враждой. В день, когда я застрелил его отца, он был малым
ребенком, едва умеющим ходить. С годами ненависть, которую Тобиас питал ко мне,
разгоралась все сильнее, хотя семья его процветала и носила славное имя
Мэйфейр, а потомки его вступали в брак с достойными представителями нашего
семейства. Линия Тобиаса была лишь одной из многочисленных ветвей нашего
пышного родословного древа, весьма сильной и прочной. Полагаю, вам известно о
том, что впоследствии я оказался весьма тесно связанным с этой семейной линией
и что именно к ней принадлежит Мона.
Однако вернемся к прерванному рассказу. Итак, жизнь текла
своим чередом, Кэтрин день ото дня расцветала и хорошела, а Маргарита,
напротив, увядала. Создавалось впечатление, что дочь, подрастая, забирает у
матери красоту и жизненную энергию. Хотя, думаю, в действительности ничего
подобного не происходило.
Маргарита по-прежнему с маниакальным упорством предавалась
своим опытам. Она то пыталась оживить мертвых младенцев, то просила Лэшера
войти в их тела и привести их в движение. Однако воскресить кого-либо Лэшер был
не в силах. Очевидно, сама идея, владевшая всеми помыслами матери, была
совершенно абсурдной.
Тем не менее она не желала оставить свои эксперименты и все
чаще вовлекала в них меня. Со всего света мы выписывали книги, содержащие
сведения по черной магии. Рабы, которым случалось захворать, непременно
обращались к нам за лечением. Мы с матерью достигли в этом деле такого
искусства, что большинство обычных болезней исцеляли простым наложением рук.
Лэшер всегда был нашим верным помощником, и в случае, ежели ему были известны
какие-либо важные обстоятельства — например, он знал, что причиной недуга
послужило случайное отравление, — он обязательно доводил их до нашего
сведения.
