Лэшер лег рядом с ней, положив руку ей на живот. На лице у
него играла улыбка.
— Да, моя дорогая. Моя любимая. Ребенок жив. Он там.
Это девочка. Она может меня слышать.
Роуан закричала.
Весь ее гнев обратился на неродившегося ребенка, которого нужно
было во что бы то ни стало убить, убить, убить. Но когда она откинулась на
спину, обливаясь потом и смердя жутким запахом рвоты, который остался у нее во
рту, то услышала звук, похожий на чей-то плач.
Лэшер пел странную песню, которая более всего походила на
жужжание.
И вдруг раздался плач.
Она закрыла глаза, вся обратившись в слух.
Но не услышала никакого плача. Но зато смогла различить
тоненький голосок, звучавший у нее внутри и говоривший с ней на понятном ей без
слов языке. Находящееся в ней существо искало ее любви и утешения.
«Я никогда больше не причиню тебе боль», — подумала Роуан и
в ответ получила безмолвное выражение благодарности и любви.
Господи! Лэшер был прав! В ней росло живое существо. Не
просто росло, но слышало ее и ощущало всю ее боль.
— Тебе не придется ее долго носить, — произнес
Лэшер. — Я буду заботиться о тебе от всей души. Ты моя Ева, но только
безгрешная. Когда ребенок родится, если захочешь, можешь умереть.
Роуан ничего ему не ответила. Какой в этом был смысл? Ее
согревала мысль, что впервые за два месяца у нее появился еще кто-то, с кем
можно было поговорить. Поэтому она молча отвернулась…
Глава 13
В том же костюме цвета морской волны, в котором она
присутствовала на похоронах, и любимой блузке с кружевными гофрированными манжетами
Энн-Мэри Мэйфейр чинно восседала на жесткой кушетке из бежевого пластика,
стоявшей в вестибюле больницы. Мона увидела ее сразу, как только вошла.
Скрестив ноги и сдвинув темные очки на самый кончик носа, Энн-Мэри читала
журнал. Во всем ее облике — в зачесанных назад и скрученных ракушкой черных
волосах, изящном носе, крохотном ротике и даже в больших очках, придававших ей
интеллигентный и одновременно туповатый вид, — как всегда, было нечто
привлекательное.
Энн-Мэри подняла взгляд и молча смотрела на приближавшуюся
Мону. Чмокнув ее в щеку, та уселась рядом на кушетку.
— Тебе звонил Райен? — поинтересовалась Энн-Мэри.
Она говорила тихо, чтобы их никто не слышал, хотя в залитом
ярким светом вестибюле было малолюдно. Поодаль от них в небольшом углублении
находился лифт, двери которого беспрестанно открывались и закрывались. У стойки
регистратуры с большим безликим стендом никого не было.
— Что с мамой? — осведомилась Мона.
Она ненавидела это место. Внезапно ей пришла на ум
дерзновенная мысль. Когда она станет очень богатой и будет владеть огромным
состоянием Мэйфейров, которое вложит во все отрасли экономики, то непременно
уделит внимание дизайну интерьеров и попытается оживить такие холодные и
стерильные помещения, как эта больница. Потом Мона вспомнила о Мэйфейровском
медицинском центре. Безусловно, нужно продолжать реализацию грандиозного
проекта. Она должна помочь в этом Райену. И никто не сможет заткнуть ей рот.
Завтра же следует поговорить с Пирсом. А потом и с Майклом, как только тот
немного придет в себя после такого множества потрясений. Мона посмотрела на
Энн-Мэри.
— Райен сказал, что мама здесь.
— Да. И, по словам медсестер, сопровождавших ее сегодня
утром, она уверена, будто мы только и думаем о том, чтобы навсегда упрятать ее
в сумасшедший дом. Ей вкололи снотворное, и, полагаю, она до сих пор спит. Как
только она проснется, сиделка немедленно сообщит мне. Но, спрашивая тебя, я
имела в виду совсем другое. Райен звонил тебе насчет Эдит?
— Нет, а что с ней случилось?
Мона почти не знала Эдит, внучку Лорен, — робкую, тем
не менее со всеми конфликтующую затворницу, обитавшую на Эспланейд-авеню и
практически все свое время посвящавшую кошкам. Она крайне редко выходила из
дома и не имела обыкновения посещать даже такие важные церемонии, как похороны.
Эдит… Мона не могла вспомнить, как та выглядит.
Энн-Мэри выпрямилась и, бросив журнал на стол, поправила
очки, вновь спрятав за ними свои красивые глаза.
— Эдит умерла сегодня в полдень. В результате
кровотечения, как и Гиффорд. Райен велел, чтобы женщины из нашей семьи не
оставались в одиночестве. Вероятно, причина кроется в каком-то наследственном
заболевании. Поэтому рядом с нами всегда должен кто-нибудь находиться. Тогда,
если что-нибудь случится, можно будет позвать на помощь. Ведь Эдит и Гиффорд в
роковой миг были одни.
— Ты шутишь! Ушам своим не могу поверить! Ты хочешь
сказать, что Эдит Мэйфейр мертва?! Или я тебя неправильно поняла?
— К сожалению, это так. Ты все поняла правильно. Подумай,
каково было Лорен, когда она обнаружила внучку. Она пошла к Эдит, чтобы
отругать за то, что та не явилась на похороны Гиффорд. А вместо этого нашла ее
мертвой на полу в ванной. Бедняжка умерла от потери крови и лежала в окружении
кошек, которые облизывали ее со всех сторон.
Некоторое время Мона ошеломленно молчала. Ей надо было
собраться с мыслями и обмозговать обрушившуюся на нее, как снег на голову,
новость, а также решить, что из услышанного она может рассказать другим и с
какой целью. Кроме того, весть ее глубоко потрясла.
— Так ты говоришь, у нее открылось такое же маточное
кровотечение?
— Ну да. Не исключено, что его причиной был выкидыш. По
крайней мере, так говорят. Но, зная Эдит, я категорически заявляю, что это
совершенно невозможно. Как, впрочем, и в случае с Гиффорд. Ни та, ни другая не
могли быть беременны. Сейчас как раз врачи делают вскрытие. По крайней мере,
семья, вместо того чтобы зажигать свечи, читать молитвы и обмениваться злыми
взглядами, занялась хоть каким-то делом.
— Это хорошо, — мрачно проговорила Мона,
погружаясь в себя и надеясь, что собеседница хоть на минуту умолкнет и оставит
ее в покое. Но не тут-то было.
— Знаешь, все ужасно расстроены, — продолжала
Энн-Мэри. — Но нам прежде всего необходимо выполнять данные указания. Очевидно,
кровотечения случаются не только во время выкидыша. Словом, если ты
почувствуешь слабость или какие-нибудь другие неприятные ощущения, не пытайся
справиться с ними сама. С тобой обязательно должен быть кто-то способный
оказать незамедлительную помощь.
